Пряник подхватывает саквояж и подымается по ступенькам…
Червяка кошачьим движением бросается сзади на Пряника и ударом кастета раскалывает ученый череп…
Моментально из кармана измызганную апельсинную корочку прилепил к подошве профессора и, кастет далеко в воду забросив, начал орать на помощь…
Гибель Пряника.
Через минуту прибежал полицейский…
— Что случилось?..
— Вот… сударь… — лепетал Червяка, — несчастье!.. Пассажир, поднимаясь по лестнице, поскользнулся и прошиб голову…
— Ну-ка, займемся им, — опускаясь на колени, сказал полицейский.
Червяка зачерпнул в шайку воды и начал омывать голову убитого.
— Эх, парнюга, наша помощь ему уж не нужна!.. Давай-ка свезем его в участок!
И гондола заскользила снова но извилинам каналов…
64. Вулкан в кармане!
— Теперь нас ничто не может задержать, Елена, — сказал Фокин, покончив с похоронами Пряника. — Я все-таки подозреваю тут какую-то странность, но мне вовсе нет времени выяснять: убийство тут или несчастье. В этом есть относительное удобство; такой опасный человек, как Пряник, так или иначе перекочевал в царство теней…
— Ах, Сема, как я устала, как я устала от этих передряг!.. — и Елена опустила голову на широкое плечо Фокина.
— Не кручинься, голубка!.. Скорой отдохнем. Давай-ка лучше превратимся в чету Кениг, пора сматывать удочки из Венеции…
— Давай уедем скорей! Скорей домой! Только…
— Что, Леля?
— Как бы папу…
— О, пустое!.. Я его выцарапаю к нам!..
— Ты обещаешь?
— Ну, конечно, милая!..
И через несколько дней в Берлинском полпредстве Семен устраивал последние свои дела…
— А теперь — в Кенигсберг, Леля! Сегодня, сейчас!!. — объявил он своей подруге.
И когда Юнкерс, мягко дрогнув, от земли отодрался и в серую мглу впился, — в окнах кабинки мелькнули пестрые квадратики улиц уползающего вдаль города. Семен обнял дорогое ему существо, комочком в огромной дохе прильнувшее к нему, и так, прижавшись щекой к щеке, в радостном и трепетном молчании, под гул пропеллера, они внимали новому восторженному счету своих сердец, отмечающих томительные секунды…
Неровными шажками проплелись минуты, важно и твердо прозвучали часы, и когда механик, голову в дверцу просунув и на мгновение шлем расстегнув, гаркнул:
— Советская граница!..
Елена порывно охватила улыбающуюся голову Фокина и, осыпая его поцелуями, шептала:
— И я… и я полезна, Сема!.. Я тоже гражданка Новой России!..
И Семен в дорогие глаза заглянув, рукою по карману френча провел и, книжку Пряника нащупав, радость победную во всем своем существе почуял…
— Леля!.. Лелька!!.
Мы теперь дома!.. Дома!!. Мы победили! Мы — всегда будем побеждать… Вулкан у нас!!. Вулкан здесь… в кармане!!.
«Вулкан здесь… в кармане…»
Вместо послесловия
С фантастики начали свою творческую жизнь трое свердловчан: Иосиф Исакович Келлер (1903–1977), Борис Викторович Липатов (1905–1954) и Вениамин Самойлович Гиршгорн — члены Уральской Литературной ассоциации (УЛИТА). Фантастику они сочиняли «бригадным» методом, вдвоем, а то и втроем, но с непременным участием И. Келлера.
Иосиф Исакович Келлер родился в Одессе, в театральной семье. Мать — артистка хора, отец заведовал театральной труппой. Келлеры нигде не задерживались долго, бесконечно переезжали с места на место: Ростов, Тифлис, Харьков, Вильно, Киев, Нижний Новгород… В 1910 г. Келлеры поселились в Петербурге, работали в труппе Фигнера, в Народном Доме. В 1920 году Келлер-старший сформировал труппу и выступал с ней в Екатеринбурге. Вскоре сюда добрались и остальные члены семьи, включая Иосифа Исаковича. Екатеринбург оказался первым городом, где Келлеры обосновались надолго. Здесь Иосиф в 1920 году закончил школу второй ступени, поступил в медицинский институт и некоторое время в нем проучился, но быстро понял, что медицина — не для него. Работал литсотрудником в «Товарище Терентий», «Уральском рабочем», печататься начал с 1921 года, входил в литературные группы «УЛИТА», затем — «Мартен»…
Впрочем, стихи Келлера были достаточно… беспомощными. Недаром С. Качиони посвятил ему эпиграмму: