— Теперь ты убьешь меня? — спросил он, все еще потрясенный, но уже приходивший в себя.
— Мне следовало убить тебя при первой встрече. Скажи. Ты не лгал? Вулкан все еще жив?
— Насколько мне известно…
Ответ Грамматика прервал гром болт-пистолета.
Стоявший перед ним Нумеон дернулся, когда снаряд ударил его в грудь, и рухнул на землю.
— Ты воистину неуловим, Джон Грамматик, — раздался интеллигентный, но жуткий голос.
Глухой щелчок взводимого курка заставил Грамматика, добравшегося до середины штурмового трапа, замереть. Обернувшись, он увидел приближающегося к нему клирика.
— Впрочем, ты ведь вообще человек исключительный, не правда ли?
— Да, мне говорили, — ответил он, не выпуская из рук фульгурит.
— Отдай мне копье, — приказал темный апостол. — Кинь его на землю.
Нумеон до сих пор лежал и, судя по его виду, подниматься не собирался. Грамматик подчинился.
— Что теперь?
— Теперь ты последуешь за мной, и я покажу тебе истинное лицо варпа.
— Я предпочел бы отказаться, если ты не против.
— Я не говорил, что у тебя есть выбор, смертный.
Элиас повел дулом пистолета, приказывая Грамматику сойти с трапа, из хвостового отсека штурмовика.
Тот медлил:
— Меня там раскромсает.
Элиас бросил взгляд на свой кинжал-атам, лежавший в ножнах на поясе.
— Так долго ты снаружи не пробудешь. Впрочем, без кромсания не обойдется.
Грамматик уже спускался по штурмовому трапу, отчаянно думая, как можно из этого выпутаться, когда воздух сотрясся от разряда. Разряд пришел не с грозовых полей — он вообще не был связан с бурей. Элиас тоже его почувствовал и начал поворачиваться.
Что-то появлялось.
Нумеон умирал. Он знал это и без ухудшавшихся биометрических данных, передаваемых доспеху. Красные предупреждающие иконки мигали перед глазами, и этот прерывистый, грязный от статики поток мешал больше, чем помогал.
Он отключил замки и сорвал шлем с головы.
Несущий Слово — клирик, которого они так долго искали, и который, без сомнения, убил Хриака, — не обращал на него внимания. Переведя взгляд на бурю, Нумеон почувствовал что-то в воздухе. Накатил жар, невольно вызвав в сознании картину дрожащих атомов разрываемой и переписываемой реальности.
Он вытянул руку, должно быть, ища оружие — пистолет, наверное, потому что глефа была слишком далеко, — но понял, что сжимает в кулаке печать.
Печать Вулкана.
Она стала для его легионеров загадочным символом надежды, но примарх не видел в ней ничего мистического. Он ее создал, он применил в ней технологии, недоступные для понимания даже его легионерам-сыновьям.
Она была маяком, светом, что ведет поврежденный корабль к берегу, а потерянного путника — домой.
На несколько кратких мгновений от бури остался лишь шепот, а последний разряд молнии замер на месте и превратился в сочащийся светом разрыв в пространстве.
В этом свете Нумеон видел силуэт, окутанный божественной силой.
— Вулкан жив… — выдохнул он, давясь эмоциями и кровью.
Элиас убрал пистолет в кобуру, поняв, что против того, кто сейчас явится в реальность, тот будет бесполезен. Он уже тянулся к атаму и готовился бежать, когда узнал возникшую перед ним фигуру.
— Повелитель, — выдохнул он, опустился на колено и склонил голову перед Эребом.
Эреб не обращал на него внимания. Он смотрел на Джона Грамматика, который до сих пор стоял на рампе штурмовика, пораженный случившимся.
Капюшон путника был поднят. Силовую броню закрывала темная ткань. Под капюшоном не было лица — только серебряная маска, его имитирующая. В одной руке Эреб держал ритуальный нож, который тут же спрятал под одежду, другую же, бионическую, еще не обернутую в плоть, он протянул к фульгуриту.
— Встань, сказал он Элиасу, но смотрел на Грамматика. В его голосе звучали усталость и горечь, но вместе с тем — эхо истинной мощи.
— Вы прибыли как раз вовремя… — успел только сказать Элиас, прежде чем Эреб взмахнул фульгуритом и перерезал второму темному апостолу горло.
— Согласен, — сказал он, позволяя крови, хлещущей из артерии Элиаса, окрасить перед своей рясы.
Умирающий, неспособный остановить кровь из раны, нанесенной божественным оружием, Элиас мог лишь цепляться за своего бывшего господина. Он сумел ухватиться за серебряную маску и сорвать ее, после чего Эреб перехватил его дергающиеся руки и оттолкнул апостола прочь.
Когда Эреб повернулся к Грамматику, тот отшатнулся. На него смотрело какое-то подобие демона, с жуткой освежеванной плотью, кроваво-красной и покрытой рубцами, заживающими не так, как заживает обычная кожа и плоть. Они были темными, почти багровыми, и переливающимися потусторонним блеском. На макушке росло несколько небольших рогов — заточенных костяных наростов.