Мой Спок,
Очень, очень скучно было мониторить подпространственую связь сегодня. Буду счастлива услышать, как твой день прошёл.
Твоя Нийота.
Что, разумеется, на самом деле означало: «Ты сегодня мог умереть… а я слышала как именно. Позвони, напиши — хоть как-то дай о себе знать. Немедленно!»
Нийота смогла отработать смену, поборов желание выбежать из лаборатории каждые пять минут, чтобы проверить почту и посмотреть, не пришло ли подпространственное сообщение от Спока. Она справилась, дав волю злости. Её злило бессилие собственного положения, когда она — лишь пассивный слушатель происходящего в космосе, неспособный помочь Споку… или кому бы то ни было.
Подобно тому, как злость помогала ей преуспеть в экзаменах, она пронесла её через этот день, и та помогла сосредоточиться на задачах по мониторингу частот людей, которые, как ей казалось, действительно были способны на что-то повлиять в галактике.
Как и множество раз до этого, она клялась себе, что однажды будет в их числе.
Как только она вошла в свою комнату, то попыталась связаться с Фаррагутом через подпространственное видео и нашла ожидаемое сообщение: «Личная подпространственная связь с Фаррагутом в настоящее время недоступна. Попробуйте позднее…».
«А-а-ар-р!» — прорычала она и упёрлась головой в стол.
Гаилы не было дома, чтобы её поддержать; она была занята — тестировала какие-то обновления для симуляции Кабаяши Мару. Вполне возможно, что она не появится до утра.
Нийота решила позаниматься, периодически пытаясь связаться со Споком по подпространственной связи. Пока тянулся вечер, Нийота заметила, что занимается всё меньше… а пытается связаться с Фаррагутом всё чаще.
Она поняла, что снова и снова перечитывает их со Споком переписку последних дней. Читает свои же слова, написанные ему:
Мой Спок,
Это нечестно. Я рассказала тебе о всех тех мелочах, из-за которых я влюбилась в тебя. Когда ты дал мне свой свитер. Когда разрешил спать в лаборатории — после, ты знаешь… Как ты всем и каждому говорил, что это именно я первой услышала Каланела. Всякий раз, когда ты защищал мой ум от сексистов-неандертальцев, когда приличия мешали мне сделать это самой — хотя, может, это и неправильно по отношению к неандертальцам — мы на самом деле не знаем, были ли они сексистами. Хотя твой бывший сосед…
Всякий раз, когда ты пытался подтянуть меня по чужому языку. Всякий раз, когда смешил меня. Но ты не говорил, что дало тебе понять, что ты любишь меня. Только когда именно я стала вечно быть у тебя на уме… Четыре тысячи пятьдесят-пять дней, двадцать три часа, девятнадцать минут и пятьдесят секунд назад. Не то чтобы это не было романтично и мило, что ты помнишь… но это всё равно нечестно. У меня нет встроенных вулканских часов. Хорошо, итак это было что-то, что случилось после первой ночи, когда ты попытался соблазнить меня, я знаю это. Но что же это было?
Я знаю, что ты не сразу узнал, что мои глаза как солнце, губы как коралл, а щёки словно розы… и уж точно дело не в белоснежной коже…
Давай же. Признайся.
Твоя Нийота.
А потом она с улыбкой прочла его ответ. Для Спока это было очень эмоциональное письмо.
Моя Нийота,
Умно. Аллюзия на 130 сонет Шекспира. Ты права: твои глаза не похожи на солнце, но Небу хвала, ибо верю, что любовь моя ни с чем не сравнится.
Я не считаю, что твои волосы словно сети, а изо рта воняет. Возможно, что это печальная отсылка к плохой гигиене, которая существовала во времена Барда.
А что до белоснежной кожи, то ты знаешь, как я люблю шоколад.
Если бы ты была здесь, ты бы могла сказать, что я тяну с ответом и, наверное, была бы права.
В интересах полной открытости, я расскажу о том самом моменте, когда ты начала «греметь» в моей голове. Это было после той первой опрометчивой ночи, когда, как ты пишешь, я попытался соблазнить тебя. Я не хотел, чтобы мои средства были гнусными, и надеюсь, что они таковыми не были. Когда я прикоснулся к твоему виску, я лишь пытался передать свое желание тебе — говоря твоими словами — свою «честную похоть».
Конечно же, ты проскользнула в ответ в моё сознание и решила, что то, что ты там нашла, или, скорее не нашла, для тебя недостаточно. Как ты и говорила — в тот момент ты была для меня абстракцией, а простой похоти, не важно насколько честной, было недостаточно.
Нийота, уверен, ты уже открыла для себя, что большинство людей и вещей для меня — абстракции. Люди, кажется, так легко привязываются друг к другу; лёгкой близости бывает достаточно. Возможно, как ты говорила, эта такая функция, человеческая эмпатия? Я принимаю её как логичную и по-своему необходимую для человеческого общества. Однако моя способность принять её как нечто логичное не означает, что я сам способен на развитие данной функции.
Я осознаю, что могу казаться людям холодным и отстранённым — да и полагаю, что в большинстве случаев так и есть. Однако, среди вулканцев я выделяюсь эмоциональностью. Несовершенство моего самоконтроля в отношении эмоций явилось для меня причиной множества внутренних противоречий. Раньше я ошибочно полагал, что мои эмоции — следствие моего человеческого происхождения. Иронично, что именно через мои более глубокие отношения с тобой я осознал, что мои эмоции скорее вулканские, чем человеческие.
Вулканская культура велит мне подавлять те эмоции, которые у меня есть, а человеческая — выражать те чувства, которых у меня нет. Но ты, Нийота… После той первой ночи, когда тебя задела нехватка во мне привязанности к тебе, пусть и неумышленная, ты всё равно сказала мне: «Ты никогда не должен стыдиться или чувствовать себя виноватым за то, что чувствуешь или не чувствуешь». И это был тот самый момент, начиная с которого, как ты выразилась, ты стала вечно крутиться у меня на уме.
Написание данного послания заняло слишком много времени. Я понимаю, что, к сожалению, больше написать не смогу — мне нужно отчитаться по своей смене. Тем не менее, я надеюсь, что то, что я написал — удовлетворительный ответ.
Как и всегда,
Я твой навсегда —
Спок.
P.S. Что касается данной минуты, то прошло четыре тысячи, пятьдесят-шесть дней, пятнадцать часов, девятнадцать минут и сорок одна секунда.
Только после того, как она натянула футболку, которую он прислал ей после их «Дельта 989 лиасон», и нырнула под одеяло, её консоль вновь начала мигать оповещением.
Девушка открыла консоль и увидела новое письмо от Спока, которое начиналось просто:
Моя Нийота,
Я в порядке. Не о чем беспокоиться.
Твой Спок.
Это было… необычно кратко. Она немедленно попыталась связаться с ним по подпространстенной видеосвязи. Прошло три гудка, и вот, он был здесь, прямо перед ней на экране.
— Нийота, — сказал Спок. — Не хотел будить тебя…
Она сглотнула и сделала глубокий вдох. На его лице поблёскивали полосы заживляющего генератора кожного покрова. Под ним виднелись раны, поблёскивающие зелёной кровью. Изумрудно-зелёный порез был заметен на губах.
— Мой Спок, — прошептала Нийота. — Твоё лицо…
— Все мои ранения — лёгкие, Нийота, уверяю тебя, — ответил Спок.
Его лицо не выражало никаких эмоций, руки он держал по бокам. Ничего такого уж необычного.
Нийота потянулась кончиками пальцев к углу экрана. И тогда случилось нечто необычное. Спок не ответил ей тем же мгновенно (как всегда).