— Насчет финка? Боюсь тебе сказать.
Я начинаю думать, что она не стоит этих хлопот.
— Президент пошлет тебя в такое местечко, где ты будешь в тишине и покое, а когда вернешься, комиссия, которая занимается этими делами, уже решит вопрос о твоем поместье.
По-моему, есть расчет. Финка ведь была недурна, не так ли? Она стоит того, чтобы за нее биться, вот что я хочу сказать.
— Финка была совсем недурна, — сказал я. — И размеры подходящие. Наша семья вложила в нее немало трудов. И все же я начинаю думать, что из всего этого ничего не получится. Именно сейчас я начинаю это понимать по-настоящему.
Кранц сочувственно покивал головой.
— Так, значит, в шесть утра. Не вини меня.
Это страшная рань, но президент решил стать примером для своих министров. Я зайду за тобой в полшестого, и мы отправимся во дворец вдвоем.
В половине шестого Кранц зашел за мной, и мы отправились во дворец, — здание, выстроенное из зеленоватого камня, похожего на мыльный, и примечательное несколькими акрами очень скользких полов, парадной лестницей шириной в десять ярдов и — как утверждают гватемальцы — самыми массивными канделябрами в мире. У дверей стояли на часах все те же полицейские, с лицами рассерженных обезьян; перемены были малозначительными.
Электричество еще не починили, на столах чадили керосиновые лампы. Портреты Вернера, красивого, слегка нахмуренного, исчезли.
Генерал Бальбоа сделал широкий жест: он отказался от президентских апартаментов и превратил в кабинет одну из приемных, занимаемых прежде младшим секретарем. Кабинет помещался в самом конце коридора, и мы долго шли по скользким плитам, ступая с осторожностью, как альпинисты, форсирующие ледник.
Когда часы пробили шесть, нас пригласили войти. Генерал Дионисио Бальбоа сидел за маленьким столиком, освещаемый гигантским, покрытым пылью канделябром; кроме него, в комнате была секретарша, женщина средних лет с багровым родимым пятном на щеке. По стенам висели табели-календари; клеточка с тринадцатым числом повсюду была заклеена миниатюрным изображением святого угодника.
Президент поднялся из-за стола и вышел к нам навстречу. Кранц щелкнул каблуками с такой силой, что по всему его телу прошла вибрация.
— Ваше превосходительство! Капитан Вильямс!
— Счастлив вас видеть, — сказал Бальбоа без особого энтузиазма. Он наградил меня коротким сильным рукопожатием и улыбкой, которая увяла на его лице, не успевши расцвесть.
Он указал на два плетеных канцелярских стула, стоявших у его письменного стола, и мы сели.
Внешность президента меня удивила. В Гватемале преуспевающие люди корпулентны, и я думал увидеть мужчину могучего сложения, с громовым голосом и развязными манерами — сложившийся тип южноамериканского диктатора — второго Порфирио Диаса, но без усов.
Президент Бальбоа был тощ, маленького роста и застенчив, чтобы не сказать робок. Глядя на него, я прикидывал, какие перемены произойдут в нем за десять лет, если, конечно, его не прикончат раньше.
— Значит, это тот самый офицер, которого вы рекомендовали мне, полковник Кранц?
Бальбоа произнес эту фразу по-английски и выдавил из себя вторую улыбку.
— Так точно, ваше превосходительство.
— Очень рад, — сказал Бальбоа тоном, который показывал, что он не испытывает особой радости. Он внимательно посмотрел на меня. — Вы говорите по-испански, капитан Вильямс?
— Да, сэр. — Я понял, что действительно произведен в капитаны.
— Тогда, если вы не возражаете, продолжим нашу беседу по-испански. Это избавит меня от ощущения лингвистической неполноценности. — Еще одна призрачная улыбка.
— Капитан Вильямс прожил в Гватемале четырнадцать лет, — сказал Кранц.
Я счел нужным разъяснить, что эти четырнадцать лет приходятся главным образом на мое детство и отрочество.
Бальбоа кивнул.
— Вы жили в Истапе, если не ошибаюсь?
У него была недурная память, и он был не прочь щегольнуть ею.
— Капитан Вильямс, — начал Бальбоа. — Мне нужен офицер для ответственного поручения в одной из наших провинций, человек решительного характера, но — это очень важно — умеющий в то же время и размышлять.
Полковник Кранц назвал ваше имя и рекомен — довал мне вас, во-первых, потому, что вы знаете те места, о которых пойдет речь, и, во-вторых, потому, что вы обладаете талантом, который нечасто встречается у нас, гватемальцев, — тонкостью в обращении с людьми. Полковник Кранц, вы информировали капитана Вильямса о том, что мы хотим ему поручить? — Президент скосил глаза на Кранца; словно два маленьких черных краба поползли, заваливаясь набок.