В столовой стояли застекленные витрины с чучелами птиц. Птицы были размещены среди кустов и болотных растений, искусно имитировавших естественную обстановку. Тут же под стеклом пестрела огромная коллекция бабочек.
Элиот сказал, что каждую из них он поймал собственноручно и что в его коллекции представлены почти все бабочки Гватемалы; не хватает только семи экземпляров. На специальной стойке висели охотничьи ружья разных калибров. На другой — набор удочек, как видно, самого новейшего образца. На натертом полу лежали две превосходные ягуаровые шкуры.
Домашней мебели было мало; три или четыре стула с прямыми спинками, простой стол, две полки с книгами, проигрыватель в большом полированном ящике, сплошь покрытом указателями со стрелкой и рукоятками, словно это был щит управления на подводной лодке. В атмосфере этой комнаты, да и всех остальных, было что-то чопорное, жесткое, отгоняющее всякую мысль об удобстве. Во всем доме Элиота негде было присесть и отдохнуть; раз запомнив это, я никогда уже не мог представить себе Элиота отдыхающим. Выставленные напоказ школьнические увлечения, за которые он, как видно, держался с болезненным упорством, свидетельствовали, что Элиот никогда не был женат. Когда он вышел из комнаты, я быстро взглянул на корешки книг на полках, думая найти в них ключ к характеру владельца. Несколько томов были посвящены археологии майя, психологии и сравнительной истории религии. Дальше шли книги о буддизме и о йогах, я заметил «Бахавад Гиту». Вторая полка была сплошь занята книгами о культуре мышления и о самоусовершенствовании. Художественной литературой владелец библиотеки не интересовался.
Элиот угостил меня отличным немецким пивом и поставил пластинку. Он повернул две или три ручки управления, на контрольном экране вспыхнули и заиграли огоньки. Мы слушали Стравинского. Оторвавшись от рычагов, Элиот взглянул на меня вопрошающе:
— Ну, как?
— По-моему, отлично.
— А не замечаете вы чего-нибудь в звуке?
— Как будто бы нет.
— Последнее достижение стереофоники.
Я установил эту аппаратуру только два дня назад. Вы мой первый слушатель.
— Звук прекрасный, — сказал я.
Мы так привыкли принимать как должное достижения техники, что склонны забывать, каких усилий стоит каждый новый шаг. Кроме того, я не требую в этой области совершенства и, если звук мало-мальски сносен, уже наслаждаюсь музыкой. Элиот остановил пластинку и поставил другую. Мои похвалы, как видно, показались ему недостаточными.
— Сейчас вы лучше оцените качество звука, — сказал он.
Мы услышали, как тронулся паровоз, загремел, набирая скорость, потом затормозил.
— Ну, как теперь, почувствовали? — спросил Элиот.
— Да, — сказал я. — Теперь почувствовал.
— Как будто тут в комнате рядом с вами. А? Я хочу сказать, что достигается полная иллюзия.
— Вы совершенно правы.
Элиот сиял. Он поднял тонарм и пустил пластинку еще раз сначала. Мы сидели, выпрямившись на стульях с жесткими сиденьями и прямыми спинками, прихлебывали отличное немецкое пиво, а невидимый поезд шел по комнате. Элиот был неподдельно счастлив.
— Я вижу, вы тоже большой любитель музыки, — сказал он.
Я кивнул утвердительно.
Каждому, кто знает Гватемалу, жизнь в другой стране покажется пресной. Но тот, кто пожелает привлечь в страну поток богатых туристов, встанет перед трудной задачей. Нужно так искусно подать эту пряную гватемальскую жизнь, чтобы скрыть от взоров туриста опасные и мрачные ее стороны. Попробуйте сделать это в стране тридцати трех вулканов, в стране, где землетрясение встряхивает города, как игрок стаканчик с костями, перед тем как бросить кости на кон, где в деревнях обитает народ, не знающий, что такое улыбка, но реагирующий на трагические события странным глуповатым хихиканьем. Туристы, которым довелось присутствовать на индейских празднествах, потом смущенно рассказывали, что индейцы сохраняют полное молчание и никак не отвечают на любезные слова или приветственные жесты гостей. Бывает и хуже: если гости неосторожно задержатся до сумерек, когда индейцы уже почти все пьяны, они становятся невольными свидетелями поножовщины; глубокая тишина нарушается звоном скрестившихся мачете и характерным звуком, с которым сталь проникает в человеческое тело, сокрушая кости. Вулканы, бесспорно, украшают пейзаж; они правильной конусообразной формы, их пепельного цвета вершины живописно вырисовываются на фоне неба. Но не вздумайте взбираться наверх — на крутых склонах, у самого края кратера, индейцы установили алтари и приносят там жертвы своим богам; ваше непрошеное появление может дурно для вас кончиться. Страна за пределами больших городов кишит колдунами и оборотнями, и общий тон жизни — по крайней мере для меня — невыразимо грустен.