Элиот тоже стал менее жизнерадостным с того времени, как Эрнандес благополучно отбыл со своим блокнотом. Он частенько навещал меня, по-прежнему предупредительный и любезный, но по морщинам на его лбу я видел, что в его индейском городке дело идет не совсем гладко. Я подозревал с самого начала, хотя Элиот и хорохорился при Эрнандесе, что индейцы не столь послушны, как он старался это представить. Он усиленно расспрашивал меня, что я собираюсь делать с тринадцатью чиламами, которые скрылись, захватив оружие, и я отговаривался, как мог. Я пока что не видел, чтобы эти тринадцать индейцев угрожали тишине и порядку.
Войска вверенного мне округа состояли из кавалерийского взвода во главе с сержантом: все — ладино. Я не хотел пока что вмешиваться в их действия. Считалось, что кавалерийский взвод занят поисками тринадцати человек, скрывшихся с оружием. Они имели не больше шансов найти их, чем если бы искали тринадцать серн песочного цвета, затерявшихся в пустыне Сахаре. Ежеутренне они с важностью выезжали либо в джунгли, либо в нагорье. В первой же деревне, лежавшей на их пути, их встречал почтенный старшина, целовал им руку и подносил выдолбленную тыкву, наполненную агуардьенте. Во второй или третьей деревне, как я узнал позднее, они, как правило, спешивались, привязывали своих коней и ложились соснуть, пока не спадет жара.
К вечеру я обычно выходил на главную площадь к полицейским казармам и ждал, когда покажется сержант Кальмо во главе своего взвода и сделает мне доклад. Доклад был всегда один и тот же и начинался достойно и звучно:
«Hay tranquilidad» — царит тишина!
— Имею честь доложить, капитан, что везде царит тишина. Решительно ничего нового. В деревнях происшествий нет.
Взгляд у сержанта был остекленевший, но в седле он держался прямо. Правда, когда он спешивался, один из солдат поддерживал его под локоть.
Я очень привязался к этим кавалеристам.
Они принадлежали к особому малочисленному племени ладино. Все они были скотоводы — вакеро, как их называют в Гватемале, — и приехали сюда из скотоводческих районов, лежащих на тихоокеанском побережье страны.
Там это скотоводческое племя живет чрезвычайно замкнуто; уже сотни лет они не женятся на чужих и не отдают девушек замуж за пределы своих деревень. Они живут по своим, подчас довольно жестоким законам; частная собственность у них ограничена конем, упряжью и одеждой, которую человек носит на себе. Любопытно отметить, что вакеро сперва довольно основательно познакомились с цивилизацией, но, пораздумав, отвергли ее. Если вы спросите их — почему, они ответят, что единственно, что они ценят, — это храбрость, которая воспитывается в человеке, когда он ведет жизнь мужественную и полную испытаний; в условиях цивилизации такая жизнь невозможна. Широко распространена гипотеза, что эти люди — потомки испанских аристократов, которые были сосланы когда-то по политическим мотивам в отдаленную часть колонии и переженились там на индианках. Действительно, большинство вакеро носят звучные испанские фамилии, имеющие еще вдобавок приставку «де». Когда кто-нибудь из них попадает в беду — обычно это убийство, совершенное из ревности, — то, спасаясь, идет в армию, но и в армии подчиняется лишь командиру, вышедшему из его племени. Много их в армии никогда не бывало, потому что в промежутках между войнами они скучают, затевают фантастические ссоры по щекотливым вопросам чести и истребляют друг друга на дуэлях.