Решившись принять прощение президента, которое я им обещал, чиламы назначили свой выход из джунглей в точности на день, вычисленный этим человеком, и лишь на несколько часов опоздали на свидание со смертью, которое он им уготовил. Они пустились в путь в полдень, через шесть часов после того, как виджилянты залегли в засаде, примерно в миле от деревни, посредине тропы, ведшей от деревни к шоссе, где я оставлял свой джип. Здесь ручей и вместе с ним тропа, следовавшая по его течению, сбегали в тесную лощину; оползни, вызванные недавно прошедшими ливнями, дочиста оголили покрытые густой растительностью склоны; ни на спуске в лощину, ни на подъеме человеку не за чем было укрыться от пули. К восходу солнца виджилянты удобно расположились за камнями и деревьями выше линии оползней. Правда, за шесть часов ожидания дисциплина у них порядком расшаталась, но чиламы, начавшие спускаться по тропе по двое и по трое своей характерной рысцой, вообще не подозревали, что их ожидает. Великий безвестный организатор, личность которого становилась для меня все более очевидной, составил классически ясный план действий. Чиламов решено было пропустить через самую узкую часть лощины, а потом, отрезав их от тыла, начать бойню. Как только последний чилам минует горловину, виджилянты должны были открыть огонь из пулемета «браунинг». По плану на всю операцию было отведено несколько минут.
Как я выяснил позднее, чиламы, неожиданно для своих противников, оказались не такой простой мишенью. Вместо того чтобы двинуться сразу тесной толпой, они шли по двое и по трое, отделенные широкими интервалами. У виджилянтов, давно сидевших с наведенным прицелом, поднялись споры, куда стрелять — в голову, в середину или в хвост растянувшейся колонны индейцев; вдобавок пулеметчик оказался плохо обученным, фактически не умел обращаться с пулеметом. Должен сказать по личному опыту, что ничего нет проще, как промахнуться из современного пулемета по легко поражаемой цели; помню, что я не сумел за тридцать ярдов подстрелить газель в Западной Пустыне из пулемету «шпандау», который мы сняли со сбитого немецкого самолета. Так или иначе, пулеметчик дал неуверенную очередь из своего «браунинга», после чего ленту заело; чиламы же рассыпались и попрятались за большими валунами, лежавшими по течению ручья.
Виджилянты попытались растянуть фланги, чтобы взять индейцев в кольцо, однако тут же потеряли связь друг с другом и стали стрелять по своим.
К тому времени, как мы прибыли, минуло уже четыре часа с начала боя, но, как выражаются в военных донесениях, обстановка оставалась неясной. Я ехал впереди патруля вместе с сержантом; от непривычки к верховой езде у меня ломило все тело. Послышались выстрелы, пули засвистели среди деревьев; откуда шла стрельба, сказать было трудно. Мы спешились и укрылись за скалами. Тут нам попался виджилянт, которому пуля раздробила ключицу; он отвоевался и уходил в тыл. Из его рассказа можно было заключить, что виджилянты обезумели от страха и открывают огонь при малейшем шорохе. Он рассказал нам также, что индейцев не берет пуля, и добавил, что виджилянты, прослышав об этом, сильно приуныли.
Эти городские ладино не были религиозными людьми — разве что носили на шее образки святых, — но всякое суеверие влекло их, как сороку яркий лоскут. Думаю, что после известия о заколдованных рубашках ни один из них не мог уже верно прицелиться.
Ладино сообщил, что отрядом командовал некто Моралес, недавно отбывший пять лет заключения за бандитизм. Моралесу не повезло; из его маузера вырвался затвор и начисто снес ему. лицо. Наш виджилянт вместе с еще одним, который удрал в другую сторону, потащили было Моралеса в тыл, но попали под огонь своих. Когда стрельба прекратилась, мы двинулись дальше, ведя коней в поводу, и скоро наткнулись на Моралеса. Он был мертв, всю голову его облепили бабочки, так что невозможно было разглядеть, что случилось с его лицом.
Бабочки сидели плотным слоем в несколько рядов, как роящиеся пчелы, крылышки их были сложены и едва шевелились. Напитанная кровью земля под головой Моралеса тоже была усеяна бабочками, и казалось, что он прилег отдохнуть на разноцветную подушку.