Генрих увидел, как впереди упал Анатолий. Помочь другу он не успел. Удар в голову оборвал сознание.
Камень, настигший Чиркова, угодил в бедро. Когда Анатолий понял, что самостоятельно ему не подняться, он решил подождать Генриха. Рядом было укрытие — скальный выступ, за которым можно было переждать камнепад. А Генриха нет. Приподнявшись на локтях, Анатолий увидел, что его друг лежит с безвольно раскинутыми руками. Отчаяние и одновременно надежда на го, что Генрих должен быть живым, заставили Анатолия превозмочь острую боль в ноге. Подтягиваясь на руках, он пополз к укрытию, и пока полз, громко, чтобы пересилить грохот, звал Генриха. Этот крик и услышала Лена Серафимова, когда на условленном месте они втроем ждали Чиркова и Штейнберга к обеду.
Оглядываться Анатолий не мог. Для этого всякий раз ему приходилось бы перемещать свое тело на сто восемьдесят градусов. Каждая такая операция требовала не одной и не двух минут, тогда как свежий поток продолжал метать в сторону своих исследователей горячие камни.
За скальным выступом Анатолий перевернулся на спину. Успел заметить, что Генрих лежал рядом. По-прежнему неподвижно, уткнувшись лицом в руки.
Чирков достал ракетницу. Над вулканом распустился бледно-зеленый комочек.
Федоров и Волынец обогнули угол потока и здесь увидели беспомощно лежавших товарищей. Лицо Анатолия было испачкано пеплом и слегка поцарапано. Глаза смотрели спокойно, будто не было никакой боли — просто человек устал.
— Что у тебя?
— Не знаю. Нога — как отрубленная. Посмотрите, что с Генрихом, Сколько ни зову, молчит.
Генрих был без сознания. На лице и меховом шлеме запеклась кровь.
Волынец и Федоров поставили Генриха на ноги и, подхватив под руки, начали спуск. Так, в обнимку, пересекли зону бомбардировки. За все время, пока шли, Штейнберг приходил в сознание два раза. Это были короткие мгновения, слишком короткие, чтобы он успел понять то, что с ним произошло.
Его не волокли. Он сам, загребая унтами, переставлял ноги. Крепкий, натренированный организм продолжал бороться. Это же помогло ему в бессознательном состоянии ползти следом за Чирковым.
На сто пятьдесят метров спуска ушло около часа. Лена перевязала Генриху голову. Ничем другим она помочь не могла.
Тем временем Волынец и Федоров отправились за Анатолием. Его пришлось завернуть в короткую меховую куртку, обвязать веревками и спускать волоком.
— Тебе не больно?
— Нет.
После об этом не спрашивали.
В три часа дня они наконец собрались вместе. По совету Чиркова, Лена отправилась в лагерь. В палатке была рация, и пока рабочий день в городе не закончился, надо было сообщить о случившемся.
А как быть остальным? До лагеря всего четыре километра, но в представлении вулканологов километры словно растаяли. Была бесконечность с глубоким снегом и хаотическим нагромождением глыб старого потока.
Но и ждать помощи на месте было рискованно. Бомбы падали рядом, а маневрировать вулканологи не могли.
Решили пробираться к лагерю.
Каждые пятьдесят метров Большей и Федоров проходили трижды. Сначала вели Генриха. Потом оставляли его и возвращались за Анатолием. Много раз им попадались участки, на которых снег не держался — его выдувало ветром. Приходилось идти по острым туфовым камням. И Михаил, и Олег понимали, что все эти камни Чирков чувствует своей спиной, и, откровенно говоря, ждали: в какой-то момент Анатолий не выдержит, потребует, чтобы его переправляли как-нибудь иначе.
Глубокой ночью подошли к тридцатиметровому выступу скалы. Обхода не было. Чиркова поднимали на этот выступ полтора часа. Поверх куртки его обернули тентом, чтобы смягчить неминуемые удары.
Весь путь занял восемнадцать часов. Но, может быть, не это будут вспоминать вулканологи годы спустя. Когда из-под Чиркова вытащили меховую куртку, она оказалась изодранной в клочья.
Лагеря достигли в девять утра. В двенадцать появился вертолет.
Я пришел в областную больницу через месяц после случая у Карымского. Генрих сидел на кровати, похудевший, с наголо остриженной головой. Болезнь постаралась не делать для него исключений, по больничная бледность так и не прижилась на смуглом лице Генриха.
Мне говорили, что через неделю его должны были выписать. Он подтвердил:
— Обещают. Но читать нельзя, ходить тоже. В общем, выписывают «на поруки».
Теперь на каждом его виске было по шраму. Свежий и давний. Года три назад Генрих рассказывал мне о несчастном случае в Камчатских хребтах. Тогда он тоже попал в камнепад и был доставлен в Петропавловск без сознания, с тяжелым повреждением черепа и переломом обеих рук.