Минуты через полторы обед был готов.
— Несите чайник, — приказал Костя уныло наблюдавшим за его работой «мальчикам».
— А ведь это — сюжет! — в голосе Наташи впервые сверкнуло что-то похожее на радость. — Это обязательно надо отснять! Костя, обещайте повторить кухонный эпизод. Завтра же.
Костя посмотрел на своего начальника. Тот отозвался на его немой вопрос саркастической улыбкой.
— Нет, — сказал Костя, — завтра не смогу.
— Так давайте послезавтра.
Наташа не понимала, отчего вдруг этот веселый и такой покладистый человек отказывает ей в ничтожной услуге. А Костя стал деловитым, куда деловитей строгого начальника.
— Послезавтра тоже не смогу. Понимаете, Наташа, оказывается, надо работать. Работать, работать, работать!..
Ночь на потоке
Ниже шлакового конуса, упираясь в него закраиной, дымила воронка, которую с самолета я не видел. Другие — они были на той стороне — запомнились, наверно, потому, что стояли обособленно и были почти чистыми, а эта вплотную к конусу да к тому же была закрыта испарениями проходившего через нее главного потока.
На облака, поднимавшиеся из воронки, падали наши тени. Они то почти исчезали, то обретали такую четкость, как если бы над воронкой было натянуто ровное полотно. Облака находились в непрерывном стремительном движении. Только что они сходились, образуя бугристый снежный занос, и вот уже на том месте осталась рваная пленка, сквозь которую смутно просвечивало дно.
Оглядевшись по сторонам и не увидев рядом Геннадия — тот, подавая Нине руку, уже поднимался на конус, — Костя сказал:
— Присмотритесь хорошенько: на облаках три тени, но только вокруг своей видишь радужный нимб.
Нимба по краям моей тени не было. Николаю показалось, будто что-то такое замерцало, но потом и он признался: нету.
— Значит, пока не удостоились, — нашелся Костя.
— Что для этого надо?
Не ответив, он пошел вдоль края воронки и остановился перед дымной завесой, тянувшейся вверх ровно и плотно. От нее разило теплым сернистым удушьем.
— Желающие самоутвердиться — за мной!
Костя шагнул в ядовитую гущу. Она растворила добычу мгновенно и без единого звука. Хоть бы осыпь из-под ног или камень скатился. Безмолвие.
Пока я прислушивался, исчез Николай. Нога болит, ходит вприскочку, а натренированность свое берет — альпинист.
Близко и почему-то сверху объявился Костин голос:
— Ты где?
— Здесь.
— Вот что сделай. Отвинти противогазную коробку и дыши через нее ртом. А нос зажми. Ну, смелее. Это рядом.
Нога почти по колено вошла во что-то горячее и рыхлое. Предполагая если не спуск, то, по крайней мере, ровный переход, я сделал рывок и упал, наткнувшись на какое-то заграждение. Коробка выпала, руки погрузились все в ту же массу, оказавшуюся не только горячей, но и влажной — как бы распаренной. Падая, успел вдохнуть отравы, растерялся и вдохнул еще раз. Голова закружилась, грудь распирало тошнотой. Надо было срочно выбираться, а я шарил руками по горячему ложу, искал коробку. В другой раз я бы себе не позволил пропадать в этой дьявольской курильне из-за какой-то жестянки, набитой обыкновенными углями. Потом бы Геннадию сказал: «Понимаешь, ситуация». Но сейчас именно мысль о Геннадии заставляла меня, задыхающегося и незрячего, продолжать поиск.
Наконец обожженные пальцы коснулись гофрированной жести. Прижав находку к груди и помогая себе свободной рукой, я пополз наверх.
— Открывай глаза, здесь чисто.
Костя помог мне подняться на ноги.
— Наглотался?
— У-кху-кху…
— Мой промах. Забыл предупредить, что там взъемчик.
Продышавшись и вытерев слезы, я увидел, что стою на гребне дюны, которая, казалось, была насыпана мокрым, мелко перетертым, оранжевым и охристым кирпичом. Придавленная к стене воронки и, как теперь я понял, местами возвышаясь над ней, дюна тянулась до самого конуса и служила своеобразным берегом темной глыбовой реки.
Если бы прорыв не дал потока, а ограничился только тем, что выбрасывал бы наверх бомбы и пепел, конус напоминал бы расширяющийся книзу идеально круглый сосуд с открытым горлышком. Но поток лавы, вышедший едва ли не сразу после взрыва, расколол одну из стенок сосуда. А так как выход лавы не прекращался, стенка так и не заросла. Сосуд остался щербатым. Глубокий вырез в стене, через который лава двигалась к морю, вулканологи назвали воротами. Где-то там, на конусе, у этих ворот, мы собирались провести предстоящую ночь.
Жерла кратера находятся выше уровня дна воронки, поэтому в пределах ворот поток напоминает водопад. И лишь внизу, за створами, он переходит в ровное течение.