Вулкан — универсальный художник. В этом убеждают и упавшие бомбами лепные фигуры животных, и настенная роспись возгонами в кратере, и нежная вязь паутинки в соседстве с грубыми нагромождениями потоков и шлаковых бомб.
Геннадий предупредил:
— Подниматься осторожно. Поверхность подвижная, как бы кого не стукнуло.
Кивком головы он показал мне наверх:
— Давай.
Я перелез через нижний завал и, выбросив вперед палку, поставил ногу на ближнюю бомбу, испытывая ее устойчивость. Она лежала на плоском брюхе и поэтому не качнулась. С помощью палки я перенес на нее все тело, намереваясь без задержки оседлать глыбу, лежавшую чуть выше.
Двойного прыжка не получилось. На первой же бомбе я со скрежетом съехал к исходной точке. Пропаханная дорожка покрылась мелкими искрами.
Вторая попытка — теперь я старался ступать между бомбами — была удачней. Но, одолев метра четыре, я без особых задержек, только уже на большей скорости, вернулся назад. «Трудный товарищ», — не здесь ли это было сказано?
— Слушай, — окликнул меня Костя. — Ты не мучайся, делай, как Питкин. Посмотри, где он бегает.
Подрыгивая обожженными лапами, Питкин прохаживался по вершине купола.
— Что ты имеешь в виду?
— Станет свозить — падай на четыре ноги. По-другому не получится.
Судя по его тону, он не шутил. Надо было как-то продвигаться — я задерживал остальных. Не думая о комическом эффекте, неизбежном при таком способе передвижения, я, почти не отрывая рук от поверхности конуса, наконец-то преодолел первые двадцать метров. Немного нажгло пальцы, но это было результатом неопытности. На следующем этапе, падая на руки, я успевал выбирать менее раскаленную опору.
Через полчаса я был у нижней кромки кратера. Где-то рядом — вершина.
— Дальше! — крикнул Геннадий.
Я повернулся и увидел перед собой трещину. Огненная дорожка, не успевшая покрыться окалиной, бежала наверх, отсекая кромку кратера от остальной части конуса. Кромка осела, и казалось, вот-вот рухнет в кратер. При оседании с шее ссыпались верхние куски шлака, вся она была устлана красными угольками.
— Чего топчешься? — спросили у меня снизу.
— Дальше идти нельзя — трещина.
Поднявшись ко мне, все трое молча остановились перед внезапным препятствием. Первым свое мнение высказал Геннадий.
— Может обвалиться. Но не сейчас.
— Да, — подтвердил Костя, — трещинка свежая. Завтра я бы, пожалуй, не рискнул.
Алексей проследил за ходом трещины, пытаясь понять, как далеко она протянулась. Но здесь была наибольшая крутизна, и окончания трещины, так же, как и самой верхушки конуса, не было видно.
— Жаль, — сказал Алексей. — Тут и осталось всего ничего.
— Ну-ка, подождите, — Геннадий, прыгнув через трещину, быстро побежал по осевшему краю конуса. На месте его следов куски шлака начинали светить ярче — подошвы сапог сбивали с них едва настывшую окалину.
Вернувшись, Геннадий дольше, чем это бывало с ним раньше, выравнивал дыхание.
— А знаете, где верхняя точка?.. Над самой воронкой… Над той, что фонтанировала.
Он говорил о воронке на внутренней стене кратера.
— Там их две, — напомнил Алексей.
— Второй оттуда не видно. А в эту я заглянул. Шумит. Того и гляди, дунет.
— Так что дальше-то? — спросил Костя. — Сбегаем?..
Геннадий посмотрел на меня:
— Ты, может, подождешь? А мы — втроем. Тут ерунда осталась.
Он не приказывал и, наверное, ничего бы не сказал, если бы я с лентой или без нее побежал следом за ними. Но я остался. Все дни, с того самого утра, когда мы высадились на остров, я не отставал от них ни на шаг, хотя и бывали минуты, когда нестерпимо хотелось остановиться, переждать в безопасности их возвращения: никто меня не гнал, не заставлял делать то, отчего с непривычки становилось не по себе. Но все обходилось, и было приятно думать, что ты оказался не слабее других.
Все это было. И все пошло прахом. До верхней точки мне не хватило сорока шагов.
Они вернулись поразительно быстро. Не останавливаясь, Геннадий махнул мне рукой, показывая, что надо спускаться.
К подножью конуса бежали растянутой шеренгой. Вместе сошлись за пределами нижнего вала, куда бомбы не докатывались. Геннадий попросил закурить. Вытирая пот, мы осматривали место нашего спуска, отмеченное широкими бороздам. Там по-прежнему сыпалось и шелестело. Кое-где, сбоку от наших следов, запоздало и не слишком далеко сползали потревоженные бомбы.