Дорогу на Петропавловск перемело, а мне пора возвращаться. Закончив первый и, как представлялось в начале, неодолимый путь, работу один на один с рукописью, я должен пройти по второму и — увы! — тоже негладкому. Он лежит через лаборатории Института вулканологии и для меня неизбежен. Прежде всего потому, что позволил себе войти в мир чужих знаний и опыта.
Мир этот огромен, и сами его обитатели не рискуют путешествовать по нему в одиночку. В Институте вулканологии вое научные сотрудники — вулканологи. Но ни один из них не станет с одинаковой готовностью толковать все, над чем работают многие десятки людей. И ты не удивляешься, когда тебе говорят: «Об этом лучше спросить у Юрия Петровича Масуренкова… Советую обратиться к Ивану Терентьевичу Кирсанову… Самую достоверную информацию по Безымянному вы получите у Генриетты Евгеньевны Богоявленской…»
Кандидат геолого-минералогических наук Кирилл Никифорович Рудич написал книгу «Каменные факелы Камчатки». В ней популярно изложены сведения почти обо всех вулканах полуострова. Мы дружны с этим немолодым, по-родительски сердечным человеком. Делая для меня дарственную надпись на книге, автор многих научных работ, ответственный за выпуск ежегодного «Бюллетеня вулканологических станций», признался: прежде, чем отослать рукопись в издательство «Наука», он много советовался с коллегами.
Но это заключение я пишу не затем, чтобы исповедаться в авторской добросовестности. Для любого пишущего она — удостоверение личности, которое он обязан предъявлять на каждой странице своей книги.
Еще до завершения рукописи ее главы читали Геннадий Авдейко и Костя Скрипко (Алексей Цюрупа был в поле). В эти годы они много работали — на родных камчатских вулканах, в Крыму и на Кавказе. В составе советской вулканологической делегации, которую возглавлял директор института С. А. Федотов, Геннадий побывал в Токио, на симпозиуме по глубинному строению и вулканологии района, расположенного между континентальной частью советского Дальнего Востока и Тихим океаном. Часто летал на завод, где строилось научно-исследовательское судно «Вулканолог».
Деликатно обойдя все, что касалось литературных возможностей чернорабочего экспедиции, мои рецензенты внесли уточнения в некоторые абзацы, посвященные специальным вопросам. Обработка материалов, полученных на прорыве, была еще незакончена, но сведения общего характера я получил. Конус Олимпийский — так назвали шлаковый конус по случаю того, что его рождение совпало с Мюнхенской олимпиадой — излил на поверхность примерно сорок пять миллионов кубических метров лавы. Пепла, шлака и бомб выброшено гораздо больше — сто с лишним миллионов кубических метров.
Имя конуса — не единственное добавление к прежним обозначениям на карте Алаида. В честь морского буксировщика «Зевс», команда которого сообщила в институт о первых признаках извержения, названа бухта между берегом и лавовым мысом, где, приплывая к прорыву, мы высаживались из лодок. Сам лавовый мыс, увеличивший площадь острова на 0,72 квадратных километра, стал Пограничным.
Это не все и не главное из того, что дал науке Алаид. Главное сосредоточится в статьях и монографиях, написанных без оглядки на нас с вами, дорогой читатель. Там будут таблицы и формулы, характеризующие петрографию, минералогию и химизм продуктов, извергнутых на разных стадиях действия прорыва. Вам, если вы не геолог, эти сведения сами по себе ничего не добавят к тому, что рассказано о вулкане. Мне — тоже. Ученые простят нам такое признание.
А мы обратимся к событиям, которые произошли за время, пока создавалась книга, и которые, имея прямое или косвенное отношение к Алаиду, возможно, будут для вас интересными.
В сентябре 1974 года в Петропавловске-Камчатском собралось очередное Всесоюзное вулканологическое совещание. Вместе с приглашением я на правах представителя областной газеты получил сборник тезисов научных докладов. В оглавлении увидел фамилии всех участников алаидской экспедиции. Но названия докладов, касавшихся извержения нашего вулкана, не сулили мне новой информации. Все было слишком специальным. И совсем не обратил внимания на доклад, в формулировке которого, в отличие от других, не было даже слова Алаид. Назывался он так: «О возможностях синтеза аминокислот в гидротермальных и вулканических процессах». Его авторами были заведующий Лабораторией вулканохимии Института вулканологии Василий Пономарев и научный сотрудник Института космических исследований Академии наук СССР Лев Мухин. Заинтересовался я им лишь после того, как докладчик — Лев Мухин — много раз упомянул вулкан Алаид, а в перерыве, давая мне интервью, член-корреспондент Академии наук Грузинской ССР профессор Г. М. Заридзе назвал доклад очень интересной гипотезой о происхождении жизни на Земле.