- Мофет, мы Б"гыню по до"гоге фт"етим. Фкафем, фто фефт"гёнка пе"гефивает, - болотное растение оказалось коварным, от сока у Лаптя онемели губы и язык, так что парень одновременно шепелявил и картавил. В другое время Шип не упустил бы возможности поддеть дурня, сующего в рот всё подряд, а сейчас это вызвало глухое раздражение. Ведь накануне Брыня рассказывал о неких стебельках, которые ест только главный местный хищник - трясинные змеежабы, чтобы подстреливать жертву паралитической слюной. Достал уже человеческий идиотизм!
- Не хочу встречаться с этим... Брыней. Кажется, я знаю, что у них за вурдалак завёлся.
- И?!!
Но эльф только рукой махнул.
***
В молчании ехали с полчаса.
И ещё столько же.
А потом Шип заметил на тропе нечто утопленное в грязи, и кабы не заострённый кончик, предательски блеснувший в траве, конструкцию из перекрученных врастопырку гвоздей невозможно было бы разглядеть. Вот копытом почувствовать - очень даже.
- Это же "чеснок"! - ахнул ратник. - На кой ляд он няшам, если здесь конница и так не пройдёт!
- А двое конников прошли, - Шип замахнулся выбросить находку, но передумал и положил в сумку. Наверное, решил потом избавиться от него менее травмоопасным для чьих-нибудь лап путём. - Какая подлость! Приручить благородное животное, чтобы потом выдумывать способы его убийства один хуже другого! Сольдэн, стой здесь.
Бахмут с вытаращенными глазами смотрел, как этот ненормальный пробует колючую тропу слегой и собственными ногами. Первопроходец продвинулся уже саженей на десять, но нашёл только одну ещё "чесночину".
- Я думал, их сеют горстями.
- Может, сами мешок прорвали и выпали? - предположил ратник.
- Здесь тоже нет, - эльф поворошил слегой багульник в поисках "грядки" на обочине. - Хм... Зато ветки поломаны, и явно что-то тащили, - Шип без раздумий ввалился в кусты, заставив усомниться в рассудке того, кто постоянно обзывает людей идиотами. Запоздало Бахмут вспомнил, что по какой-то причине эльфы в болоте не тонут, конечно, если сами в бочаг не прыгнут, и выругался. - Лапоть, я нашёл труп!
Судя по неподдельной радости в голосе, труп был орочий...
Но ратник ошибся.
Он подозревал, что в косматой шевелюре Брыни водится кое-кто, а теперь с ними заодно копошилось и звенело мушиное облако, лепились жирные пиявки, даже бабочек и стрекоз что-то привлекло. Шип ткнул слегой, и Бахмут вслепую замахал руками, отгоняя стрельнувших в лицо падальщиков. Эльф тоже понёс наказание за бесцеремонность к усопшему, судя по ругани, ещё на ранней стадии перешедшей в сплошное харканье. Когда отплевались-отмахались, насекомые уже снова лепились на труп, но основное разглядеть было можно, а подробности - не хотелось.
Мертвец лежал на спине, нелепо вывернув изломанные конечности, в которых, казалось, прибавились лишние суставы. Лицо перекосила гримаса, в вытаращенных глазах копошились мошки, но самым жутким были рытвины укусов по всему телу: куски плоти вырвали вместе с одеждой, а не выгрызли. В разлапистом корневище ракиты валялся сломанный лук. Не няшенский - орочий.
Впрочем, как раз это Бахмута и не удивило, а эльфа подавно. Наверное, и остальные вещички степняка где-то припрятаны или поделены с Додоней.
- Его погрыз не вурдалак и не волк.
- Ты сказал "погрыз", а не "загрыз", - сглотнув, уточнил ратник. Тварь, изуродовавшая тело, не кормилась, а вымещала на Брыне злость.
- Потому что его убили, а она искусала уже после смерти, - Шип вспорол рубаху убитого, обнажив торс, покрытый ранами и кровоподтёками весьма характерной формы. - И отпинала тоже. Надо вернуться в Опадки.
- Анята не одна, - Бахмут поспешил за напарником, уже не глядя под ноги. Там чавкало, но ратник целиком положился на эльфийское чутьё. Перед глазами как наяву стояла девушка-няша: бледная даже сильнее обычного, нервно покусывающая губы.
- Вот это меня и беспокоит. Вряд ли трое старцев окажут серьёзное сопротивление.
***
На первый взгляд, деревня будто вымерла. И немудрено, все няши разбрелись по болотам в поисках пропавшего, оставив убийцам беззащитную девушку и полную свободу действий. Шип прижал палец к губам, намереваясь сперва подкрасться с угла и через окно разведать, что там в хижине, но Лапоть уже заорал дурниной:
- Анята-а! Ты цела?!
- Да! - раздался ответный всхлип.
Пока ратник соображал, в какую сторону дверь открывать, Шип запрыгнул в окно. И опустил меч: убийцы получили, что хотели, и ушли, оставив в хижине раненых и полный разгром. Старцы сидели на чудом уцелевшей лавке, причём, Чуня прижимал к голове окровавленную тряпицу, а у Мони зрел под глазом синяк. Анята подняла на эльфа жалобный взгляд, и оказалось, что у неё разбит нос и губа. Девушка стояла на коленях перед выпотрошенным тюфяком, на котором врастяжку лежал Балуня, тяжело вывалив язык, и Шип подсел к ним. Псу досталось больше всех. Под мордой скопилась тёмная лужица, из груди торчало крапчатое оперение. Глубоко засела, зараза.
- Животину-то за что?! - вознегодовал подоспевший Лапоть.
- Мгы-ы! - выматерился Моня.
- Додоня вместе со всеми ушёл, а ему нас от вурдалака охранять велел, - шмурыгнув, Анята вытерла из-под носа юшку. - Да вурдалак-то и не тронул никого, а эти!.. Балуня нас загородил, но и броситься не посмел - свои всё-таки. Они его подстрелили сразу, а уж когда кулаками махать начали, я им ларчик со скопленным отдала.
"И награбленным", - мрачно подумал эльф, ощупывая рану. Пёс не скулил то ли в силу природной терпеливости, то ли чувствовал, что ему помогут. Сильная зверюга.
- Ты его вылечишь, Шип?
- Вылечу, не бойся. Но сначала убийц догоню. Ты им сказала, где Брыня прячет коня и шкуру?
- Анята не знала, - подал голос Пиня, единственный невредимый из всех. - Я через Моню попросил Чуню сказать им, где шкура прячется.
***
Шкура действительно была на месте. Правда, старики забыли упомянуть, что к ней прилагаются два ряда ощеренных клыков и четыре острейших копыта, причём, переднее предупреждающе колупало дно пещеры, высекая искры из камня.
- Вот мухоморы болотные, обманули! - Феня попятился, даже с луком в руках чувствуя себя не шибко уверенно перед чёрной тварью, которой по природе положено быть пугливой травоядной. - Говорил же, надо было Чуню с собой тащить, глядишь, здесь иначе бы запел!
- Йа-йа... д-думал, они выложат всё, когда псину подстрелим, - Полуне было ещё хреновей: его лук висел за спиной.
"Вурдалак" зарычал, в тёмном чреве пещеры фосфорная зелень глаз казалась особенно яркой и какой-то потусторонней, словно тварь имела сродство с болотными духами, а с ними, как всем няшам известно, шутки плохи.
Парни шутить не стали и дали дёру. "Вурдалак" устало лизнул покрытый испариной свод пересохшим языком. Он не напал бы первым, ведь за камнями лежал чёрный, ещё не обсохший комочек, а его мать сама едва держалась на ногах. Но люди об этом не знали.
"Плевать на коня и на шкуру! Того, что в ларце, надолго хватит, а до города и на своих двоих доберёмся!" - лихорадочно думал Феня, через трясину вслед за другом прыгая с кочки на кочку.
Одна предательски осела под ногой.
Затем на ней вылупились буркалы с горизонтальным росчерком зрачка, покрутились туда-сюда, чётко фокусируясь на добыче. Из разлома беззубой пасти вылетела длинная струя, неядовитая лишь для самого трясинного змеежаба.
***
- Моня давно заприметил, где у него гнездо, Чуне сказал, а тот уж мне передал, - Пиня прикрыл глаза. - И втроём мы порешили, что никому больше об том говорить не надобно. Пущай себе живёт, хоть какая-то скотинка у нас завелась, окромя слизняков.