– Чувствуй себя как дома! – издевательски хохотнул Вахлак, заглянув в дыру входа.
Горихвост огрызнулся, но не стал отвечать. Что взять с этого дурного верзилы! Ну не дали боги ему мозгов, разве это его вина?
А вот когда в дыру осторожно протиснулась царская дочка, он съежился и забился в угол.
– Какой ты пушистый! – с сожалением произнесла Ярогнева, щурясь на тоненький лучик света, едва пробивающийся сквозь узкую прорезь бревна. – Жалко будет потратить такую чудесную шкурку.
Горихвост непроизвольно рыкнул, но тут же взял себя в руки и спрятал клыки. Охотница потрепала его по загривку. Горихвост не сумел удержаться и ощерился. Что поделать, волчьи инстинкты! Ну не дают волки теребить себя за ушком, как домашнюю собачку. Нас не трогай, и мы тебя трогать не будем. Зачем лезть руками, куда не просили?
Широкие рукава ее платья мягко прошелестели Горихвосту по морде. Выше запястья, почти у самого локтя, они были перехвачены серебряными браслетами, на которых узорные ведьмы кружились в чарующей пляске.
– Ну-ка, волчок, покажи настоящее личико! – посмеиваясь, проговорила дева. – Я пришла подлечить твои ранки.
Горихвост подпрыгнул и на лету кувыркнулся, но стукнулся лапами о низкий потолок и грохнулся на утоптанный пол. Он все же успел скинуть шкуру, и приземлился уже мужиком с переметной сумой на плече. Сума отлетела в сторону, и из нее высунулась рукоять Душебора с темно-зеленым камнем, зловеще поблескивающим в полутени.
Ярогнева расхохоталась над неловкостью пленника, но стоило ей увидеть оружие, как синий глаз ее холодно блеснул. Она быстро схватила сумку и завладела мечом.
– Это тебе не понадобится, – ледяным тоном произнесла она, пряча оружие подальше.
– Если б я думал сопротивляться, ты бы меня не удержала, – поморщившись, выговорил Горихвост. – Но я служил Дыю верой и правдой, и пусть он ко мне переменился, я-то ведь прежний!
– Не называй батюшку Дыем, он этого не любит, – строго велела царевна.
Она достала из заткнутой за гашник сумки берестяные коробочки с мазями и велела:
– Ложись на лавку! Сейчас мы тебя подлечим! И охать не вздумай, я и не такие ранки видала!
Горихвост забрался на деревянное ложе и сдернул рубаху. Ох ты, надо же, как все тело скрипит и ноет! На башке – шишка, на лапе – волдырь, на боках – синяки, на морде – царапины.
– Да на тебе живого места не найти! – рассмеялась Ярогнева. – Как себя чувствуешь, волчок?
– Великолепно! – бодро доложил Горихвост.
– Ничего не болит?
– Как же ничего? Все болит.
– Почему тогда великолепно?
– Раз болит – значит, жив, – объяснил Горихвост.
– Вот и шишка! На месте, – довольно заметила Ярогнева, ощупывая его голову.
– А куда она денется? Сколько через голову ни кувыркайся, раны сами от этого не пройдут.
Шишка жутко саднила, но ему пришлось стойко терпеть, пока дева втирала в нее мазь. Потом тонкие пальцы охотницы обработали его синяки, которых обнаружилось великое множество. Кое-где пришлось даже подвязать тряпицы, чтобы кровь не сочилась.
– Что ты морщишься? – расхохоталась Ярогнева, глядя на его перекошенную физиономию.
– Легко тебе смеяться, – недовольно откликнулся Горихвост. – А у меня слезу́ вышибает, когда ты пальцем тычешь в синяк.
– А что это за значки у тебя на спине? Их что, задом наперед накололи?
– Дед сделал наколку, когда я был маленьким. Оберег от дурной ворожбы.
– Помогает?
– Еще бы! Любые порча и сглаз отскакивают, как от заговоренного.
Ярогнева погладила ладонью край сброшенной длаки и проговорила:
– Удивляюсь, как ты не ободрал шкурку в чаще.
– Она почти новая, – с гордостью похвалился Горихвост. – Раньше у меня была другая – серая, в бурых подпалинах. Но я оказал услугу Великому Лиходею, и он подарил мне эту. Такой милости я и не ждал.
– Лиходей? Вот это новость! – удивилась охотница. – Даже я никогда не видела Лиходея, а ведь мой батюшка его подданный. И чем ты ему услужил?
– Спас лес от большой беды. После люди заключили с лесной братией договор: они не суются к нам, мы не суемся к ним. Смешно сказать, но мне же этот договор вышел боком: людям не нравилось, что я бегаю к деду в деревню, и они потребовали у Дыя… ах, извини, у Царя, чтобы он отселил меня. Раньше я жил здесь, в этой землянке. А после мне пришлось перебраться в самую глушь, в Волчьи Дебри. И логово мое теперь там.
– Вот почему мы с тобой не встречались. Даже я не забиралась так далеко, а ведь я лес вдоль и поперек обошла.
– Не удивительно: в Волчьих Дебрях сам черт ногу сломит, а уж твоя стройная ножка там и подавно завязнет.
– Моя стройная ножка может так въехать тебе в волчий лобик, что ты забудешь, как мясо жевать, и начнешь щипать травку со стадом овечек, – премиленько моргнула глазами охотница.