– Держись, Жихарь! – завопил второй голос, скрипучий и тонкий.
Кто-то схватил вурдалака за хвост и дернул так рьяно, что шерсть встала дыбом.
А вот это уже оскорбление. Когда бьют – это еще понятно. В деревнях всех бьют, такие тут распорядки. Но чтоб за хвост дергать? Этого ни один уважающий себя волчище не стерпит.
Горихвост выпустил прокушенную икру Жихаря и нырнул в сторону бортника Пятуни, привычно орудующего пеньковой веревкой. Цап! – и на длинной хваталке этого чучела остались рваные отметины его клыков. Резкий, пружинистый старт задних лап, ловкий бросок на плечи противнику, веселые обнимашки передними лапами, добрый оскал и слюнявый фонтан ему в рожу – и высокая, длинная фигура Пятуни опрокинута навзничь, как жердь с пугалом в скошенном поле.
– Жихарь, прощай! Мне конец! – запричитал бортник, прижатый к земле мощными лапами волка.
Однако печник даже не отозвался. Он удирал со всех ног, забыв о размотанной онуче и рваной ране на икре.
Горихвост распростер Пятуню в грязи, для острастки порычал ему в лицо, втихаря посмеялся над тем, как тот морщится и пытается отвернуться, и обдал его вонючей слюной. Что, не нравится? А волков за хвост дергать – это в каком уставе прописано?
– Кончай меня поскорее! Не мучай, нечистая сила! – тоненьким голоском выл Пятуня. – Тело ты можешь задрать, но души моей не возьмешь. Она улетит к богам прямо в рай. Потому что каждый, кого кончит нечистая сила, попадает туда прямиком, и ему искупаются любые грехи!
– Не надейся! – прорычал Горихвост. – Твою душу поймает злой бес, и утащит ее прямо в пекло. Потому что таким дурням как ты в раю делать нечего. Боги прокляли этот мир. Прокляли и уплыли. Надеяться не на что!
Волчья глотка не слишком-то удобна для человеческой речи, а ярость и пыл борьбы делали звуки, вылетающие из вурдалаковой пасти, похожими скорее на рык. Однако Пятуня их разобрал – это чувствовалось по тому, как он зажмурил глаза и вжался затылком в грязь.
– Говори, кто убил деда? – рыкнул Горихвост.
– Откуда мне знать? – извиваясь ужом, взвизгнул бортник. – Это случилось посередь ночи. Никто ничего не видал.
– И что, никто ничего не слышал? Не было криков, мольбы, зовов помощи?
– Псы заливались от лая и все заглушали. Но я думал – это их растревожил призрак.
– Что за призрак?
– Дух прежнего барина, Кривой Шапки Злобы, который бродит неупокоенным по своим бывшим владениям и ищет ту тварь, что его растерзала, – злорадно излил из себя Пятуня.
Он отважился раскрыть глаза и с вызовом пялился на Горихвоста:
– Помяни мое слово – он придет за тобой! Что ощерился? Думаешь, дух простит, что ты его затерзал?
– Что ты порешь, кого я терзал? – изумился Горихвост и отпрянул назад, давая Пятуне возможность чуть-чуть приподняться. – Я деревенских не трогаю, таков уговор.
– Вот ты ему, Кривошапу, и расскажи, – с еще большим злорадством захохотал бортник. – Все знают, что о прошлом году ты порвал его на ошметки. Разбросал куски мяса и кости по Девичьему полю – их нашли со следами клыков. А сельцо наше прикупил этот блохастый Видоша, с тех пор все беды и начались.
– Вот так новость… – удивленный Горихвост до того ослабил хватку, что Пятуня поднялся на ноги, но не сбежал, как можно было ожидать, а принялся обличать и совестить волка:
– И отпираться не думай, вранью твоему никто не поверит! – истово вещал он, размахивая длинными руками, на которых болтались слишком широкие для них рукава. – Настоящие волки из Дикого леса к нам не бегают – боятся ловцов. Волчица скорее щенка своего отдаст, чем к охотнику выйдет, а рядом с деревней и следов их никто не видал. Вот и выходит, что кроме тебя, никто боле не мог сотворить такой лютости. А теперь дух боярина возвернулся по твою душу, и пока с собой тебя не заберет – не отстанет.
– А что этот дух, прежде уже объявлялся? – озадаченно спросил Горихвост.
Его глотка прочистилась, и речь стала ясней.
– Нет, этой ночью явился по первому разу, – успокаиваясь, ответил Пятуня.
– И с чего ты решил, что это прежний хозяин?
– Его ни с кем не попутаешь. Свитка на нем черная, с черепом и двумя шестоперами. Шита из полкового знамени, которое он отбил у врага. А шапка длинная, белая, со свисающим колпаком, болтается за спиной, что твой хвост.