«Крючок. Надо закрыть дверь». Эта мысль пришла еще прежде, чем Ай-я успела облизать губы. Сначала его. Потом, стремясь как можно быстрее уничтожить сладковатый приторный привкус крови, свои. Голова кружилась. Но вовсе не от запаха (он был слишком слабым, этот запах, он уже и вовсе исчез). Скорее от перевозбуждения: бессонная ночь с Гергаморой, бегство вурденыша, возвращение мужа, теперь вот еще это. Кровь. Откуда? «Иногда так бывает. Когда она идет горлом, да, именно так», — мысленно успокаивала себя женщина, с ужасом понимая, что именно так напугало ее.
Она вернулась к входной двери, закрыла на крючок.
Торопливо скинула платье. Через голову, которая показалась непомерно большой (Ай-я усмехнулась — тело еще оставалось человеческим, но сознание опережало тело). Швырнула платье на пол. «Испачкается ведь!» — говорила при этом одна половина женщины. «Пускай», — говорила другая. Aй-я вовсе не была уверена, что после того, что она собиралась сделать, ей доведется одеть это платье. Она зябко поежилась — холодно. Хотя сейчас этот холод приятно бодрил тело, вот если бы такую же прохладу да в голове… Скинула плетеные тапки, зачем-то аккуратно поставила возле двери. Носками внутрь. Будто приглашая войти ту, чьи ноги когда-нибудь укроются в них от стелющегося по полу сквозняка. Как сегодня. Сейчас. «Надо же, как сквозит», — не к месту подумала Ай-я. Усмехнулась. Слишком уж человеческой показалась ей эта мысль. И снова искоса поглядела на тапки. «Можно было и не снимать. Сами свалятся. С лап-то». Мысленно представила ту, которая рано или поздно должна была войти в этот дом. Зло сжала губы: «Откуда? Тут и баб-то раз-два и обчелся. Да и с мужиками все. Разве что Гергамору в дом привести». Эта мысль принесла облегчение. Она не хотела, чтобы кто-либо вошел в этот дом после нее. Когда ей, Ай-е, придется покинуть его. Или умереть (она явственно ощутила жар в груди). Ай-я решительно развернула тапки так, чтобы они смотрели носками к двери: «Нет уж! Пускай остается один. Хоть в отшельники подается… А что?» Вздохнула: «Да так, наверное, и будет». Если только… («Нет, не думай, нельзя»).
Она, Гвирнус…
Не умрут вместе.
О! Эта страшная сила вурди!
Ай-я не сомневалась, что сможет вернуть ему жизнь. Она сомневалась, удастся ли ей, вернув ему жизнь, потом не отнять ее вновь. Удастся ли смирить жажду вурди. Удастся ли исчезнуть прежде, чем эта жажда убьет всех.
Сначала мужа. Потом оборотня. Потом, без сомнения, когда откроется страшная правда, — детей. Кем бы они ни были. Маленькими человеческими детенышами. Или дремлющими до поры до времени вурди. Как та маленькая девочка, которая, к счастью ли, к несчастью, так торопливо покинула не слишком гостеприимный родительский дом.
«А ведь она может натворить немало бед», — встревоженно думала одна половина Ай-и.
«Или замерзнуть в лесу», — тут же откликнулась другая.
Ай-я тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли: она и так слишком долго медлила. Не время сейчас думать. О смерти. О девочке. О детях. Только не о нем.
«Поторопись».
«Крючок. Вурди не сможет выскочить через дверь».
«Ерунда. Он сможет выскочить через окно».
Ай-я улыбнулась — она думала о своем обращении, словно это не ей, а какому-нибудь бездельнику повелителю предстояло обратиться, и не в дикого лесного зверя — в безобидный глиняный горшок. «Им-то хорошо, — вдруг остро позавидовала Ай-я. — Да, хорошо. Им не приходится выбирать».
«Поторопись».
Ай-я вновь улыбнулась: она цеплялась за эту улыбку, а мышка-улыбка цеплялась за ее губы — они обе цеплялись друг за друга, но губы предательски дрожали, мышка-улыбка соскальзывала с них, как некогда соскальзывала с ее разжатой ладони… Над кипящим чаном…
«Что ж, я не Гергамора. Мыши мне ни к чему».
«У кого что, — ехидно подхватил внутренний голос. — У старухи мышка, у вурди — кролики. Глядишь, коли повезет, так и мужа вернешь и не заметит он ничего. Коли очень повезет. Или сразу в лес?»
«Нет! Что это я? Все еще может быть… хорошо», — подумала Ай-я и решительно шагнула к клеткам. Открыла одну из них. Безжалостно выдернула за уши сонного зверька… Тот почти не сопротивлялся, бессмысленно шлепая по воздуху задними лапами. Его черная шкурка приятно переливалась в полутьме сеней. На мгновение взгляд женщины задержался на белом пятнышке на спине зверька. «Надо же — белое!» Мысль показалась Ай-е глупой и неуместной, однако что-то вдруг шевельнулось в ее душе. («Вырос, вырос! Двое других как были, так и остались. А мой — с пятнышком — вырос»). Да, что-то из детства… Подчиняясь странному чувству, Ай-я сунула зверька обратно в клетку. Отворила другую. Сидящий в ней кролик, почувствовав неладное, забился в самый угол. Отчаянно запищал что-то на своем языке. Ай-я протянула руку, неловко ухватила зверька за заднюю лапку. Почувствовала, как дернулось изо всех сил маленькое тельце. Потянула зверька на себя. Вытаскивая его из клетки, больно поцарапала локоть о прутья.