Илка вдруг дико расхохоталась, потом, подавив истерический смех, брезгливо взглянула на лежащую на полу Ай-ю. — Колдунья, тоже мне! — фыркнула Илка: была бы колдуньей («Мало ли что говорят»), так разве ж грохнулась этак, с одного-то удара? («Головой она шмякнулась, вот оно что»).
«Беременная она, — думала женщина, — а если колдунья, то ведь и сглазить может». Хмельные мысли легко перескакивали одна на другую.
Кружилась голова.
Женщина подошла к окну. За сплошной стеной дождя смутно угадывались темные фигуры сельчан. Чернел ствол дуба. Если выйти сейчас, то наверняка заметят. Никакой дождь не поможет. Будут потом языками чесать: мол, ходит такая-сякая к колдунье, одного, знать, поля ягодки-то… «Нет, — решила Илка, — не пойду».
— Ничего, Сай, я скоро, — прошептала она, подходя к полкам с кухонной утварью. Отыскала кувшин с элем («От Гвирнуса припрятала небось»), сняла его с полки. Сделала несколько крупных глотков.
«А ведь я, пожалуй, напьюсь», — мелькнуло в голове.
Дерево сопротивлялось. Руки, ноги скользили. Уже дважды, не успев добраться до первого яруса могучих ветвей, Гвирнус съезжал вниз. Рубаха изодралась в клочья. На груди и животе заалели свежие рубцы.
Соседи испуганно жались в стороне, но расходиться не спешили — в конце концов, если и Гвирнус последует за Гансом, то это будет не так уж и плохо. Совсем неплохо. Ишь какой смелый нашелся. Даже Питер, и тот отступился. А этот лезет. Упрямый. Да.
Тихо завывала Лита. Хромоножка сидел на земле с веревкой на шее и глупо таращился на дуб.
— А все из-за тебя, — в сердцах сказал Гвирнус.
Шум дождя поглотил его слова раньше, чем они успели достигнуть чьих-либо ушей. С третьей попытки нелюдим добрался-таки до ветвей и скрылся в листве.
Стоявшие внизу замерли.
— Второй, — пробормотала Норка.
— Туда ему и дорога!
— А может, найдет? — Лита внезапно перестала плакать, с надеждой посмотрела на дуб.
— Не-а, — протянул кто-то.
— Как бы его самого искать не пришлось…
— Не придется. Живучий…
— Ишь как льет! До нитки промок.
— Эй, Гвирнус, есть там кто?
— Нашел?
— Ага, — послышалось сверху. — Ловите!
Из ветвей в образовавшуюся у корней грязную лужу плюхнулся небольшой сверток.
— Это все? — крикнула Норка.
— Да.
— Слезай.
Норка подбежала к дереву, схватила брошенный нелюдимом сверток и отскочила назад.
— Ну-ка покажи, — потянулся к ней добрый десяток рук.
— Сейчас. — Норка осторожно развернула находку.
— Да это одежда, — протянул кто-то.
В руках женщины были изодранные штаны Ганса. На протертых коленях зияли огромные дыры. Правая штанина казалась заляпанной бурыми пятнами грязи.
— Кровь? — неуверенно спросила Норка.
Ойнус — он заглядывал Норке через плечо — кивнул.
— Его. Вот и штопка моя, — растерянно сказала Лита.
— Дура! Какая штопка. Кровь это. Совсем рехнулась, что ли?
— Это оно, — прошептала Лита.
— Да вы только на Питера взгляните. Совсем ошалел от страха.
— При чем тут Питер?
— Я?! Боюсь?! — хрипло сказал охотник, судорожно сглатывая. — Дай-ка посмотреть…
— Смотри…
— Похоже, что его. Хотя хрен поймешь. От штанов и не осталось ничего.
— Как же? А штопка?
— Далась тебе эта штопка!
— По мне, уж лучше бы и штаны туда.
— Да ты и сам бы штаны с радостью снял!
— А может, жив он? В лес подался? Ну… как отшельники эти, а?
— Сам ты отшельник! По воздуху! Как же! Брось молоть чепуху, Лита! Забудь, другого найдем. У нас кобелей много. Детей нарожаешь. С Гансом-то, поди, у тебя ни одного…
— Злой ты, Питер. И Норка вся в тебя.
— Злой не злой, а лет десять назад людей-то в Поселке поболе было. Вон Гергамора скажет.
— И скажу. Я еще маленькой была, так здесь не один, а целых два поселка было. Там, за рекой.
— Врешь! Сколько ж тебе лет?
— Тыща!
— Ха!
— Смотрите-ка! Гвирнус! Живой! — крикнул кто-то.
— А в руках-то у него что? — пробормотала Норка.
— Где?
— Где-где… В кулаке.
— Ремень это. Ганса. От штанов.
— Тьфу!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Дождь внезапно кончился. Лишь с листьев по-прежнему стекали большие, похожие на слезы капли. Все вокруг смолкли. Стало тихо. Так, что казалось — слышно, как плещется на другом конце Поселка рыба в реке. Потом где-то вдалеке одиноко хлопнула дверь и тишину прорезал громкий женский крик.