— Это ты зря, — задумчиво сказал Хромоножка, ковыряясь в носу, — что она тебе плохого сделала?
— Вот утоп бы — сделала б, — проворчал Гвирнус, брезгливо поглядывая на повелителя, — все, хватит в носу ковыряться. Пора.
— А поесть?
— Что, еще лепешки есть?
— Не… Вчера последняя была.
— Пошел я, — сказал, поднимаясь, Гвирнус, — а ты топай в Поселок. Все равно леса не знаешь. Только под ногами путаться будешь. Гляди тут за тобой.
— А ты не гляди, — почему-то радостно сказал Хромоножка.
— Спасибо, что посторожил…
Утром в лесу (в Ближнем) — одна благодать. Подул прохладный ветерок с реки, и не стало ни изнуряющей жары предыдущих дней, ни раздражающего грудь запаха гари. Дышалось легко. Воздух наполняли запахи цветов и хвои. С веток деревьев Гвирнуса и упрямо топающего за ним Хромоножку то и дело окатывала хрустальная роса. Солнце над лесом пряталось в пухлых (как груди толстухи Литы, сказал бы Хромоножка) облаках. Но и это только радовало Гвирнуса. Слишком много было этого солнца в последние дни. Лишь однажды за утро оно ненадолго выползло из своего укрытия — сразу пахнуло жаром, — Гвирнус запрокинул голову вверх и мысленно положил огромную горячую ягоду на язык. Осторожно раскусил. И — расхохотался.
— Ты чего? — недоуменно спросил Хромоножка.
— А ну тебя! — отмахнулся нелюдим.
Потом, ближе к полудню, солнце скрылось и больше уже не показывалось.
Следов Ай-и они не нашли, и это уже начинало беспокоить Гвирнуса всерьез. Он уже не раз и не два выругал себя за беспечность. («Нечего было дрыхнуть, а все он, повелитель проклятый, усыпил. Вот привязался. Может, ему того, по шее дать?») Хромоножка тоже огорченно сопел носом у нелюдима за спиной: то ли боялся леса, то ли сочувствовал Гвирнусовой беде. Только раз нелюдим обернулся к нему и мрачно сказал:
— Плохо дело.
— Не-а, — глупо улыбнулся Бо.
Они шли в глубь леса. Все чаще попадались на пути непроходимые буреломы. Ели становились все выше, а их зеленые одежды все темней. Ветви же других встречавшихся на пути деревьев: ольхи, кое-где кривых уродливых берез, любимого ведмедями гуртника, — порой так переплетались между собой, что казалось, это не ольха, не березы, не гуртник, а какое-то одно огромное, разросшееся чуть ли не на весь лес дерево, гигантская паутина, в которой ничего не стоило запутаться даже ведмедю.
Что уж там человек?
Гвирнус зло рубил ветви ножом. Хромоножка шел следом с кувшинчиком Гергаморы в руке («Пускай носит. Хоть какая-то от него польза», — думал нелюдим, отчаянно сражаясь с упрямо загораживающими путь ветвями). Некоторое время они двигались молча, каждый думал о своем.
Гвирнус — об Ай-е: «Хоть бы знак оставила какой, что ли. Лес-то большой. Этак и до Подножия дотопать можно». Хромоножка — о Гвирнусе: «Эх, я ему и кувшинчик притащил, и глаз, между прочим, всю ночь не смыкал почти, а он вон как: то дураком обзывается, то еще чем похуже. А то еще посмотрит, будто я это и виноват во всем. А что я плохого сделал? Ну поспал он. Так это к лучшему. Вишь, и днем-то Ай-ю не отыскать. Что ж ночью-то по лесу было рыскать?»
— Не, — вдруг остановился нелюдим, — и как это я сразу не подумал? Не полезла бы она ночью в этакий бурелом. В сторону надо брать — где лес пореже. Там и овражек есть — ручей когда-то был. Уютное местечко. Я бы и сам там спрятался, а?
Хромоножка пожал плечами: что туда, что сюда — все одно.
— Ну да тебя-то чего спрашивать? — не оборачиваясь, продолжал Гвирнус. — Я так скажу: не было бы вас, повелителей, нам бы лучше жилось. Избаловались многие. Ведь что получается? Повелитель под рукой, так уж и беспокоиться не о чем (разве что о еде). Ну, в смысле, зачем какой-то там горшечник? Или вон рубахи шить? Или хоть вон ножи охотничьи ковать. Прадед-то мой, сказывали, кузнецом был. Нож мой охотничий — его работа, — гордо прибавил Гвирнус, — только, сказывали, бросил он под старость это дело — повелителей больно много развелось. Вредняки вы, — мрачно заключил нелюдим.
— Может, оно и так, — вздохнул Хромоножка, — а что поделать-то? Вон я поначалу как все был. Мне ведь тоже не в радость на полке стоять. Тащись тут за тобой, — вдруг зло сказал он.
«Не сдержусь ведь», — подумал Гвирнус.
Он остановился. Взлохматил рукой и без того растрепанные волосы:
— И вообще назад надо. Не могла она ночью так далеко зайти.
Первым его увидел Хромоножка.
Скорее не увидел — почувствовал (там, в кустах) и вдруг свернул куда-то в сторону, громко сопя и бормоча себе под нос свое любимое: