Они стояли, и никто не решался повернуться к другому спиной. Гвирнус не испытывал страха, скорее какое-то чувство гадливости, будто древесный слизняк свалился с березовой ветки за пазуху… Ему не хотелось уходить. Не верил он в эти бродяжьи лепешки. Если уж израненный Керк, и тот ожил, что уж говорить о здоровом звере, учуявшем человеческую кровь? «Он — сумасшедший. И… она его… убьет», — внезапно подумал нелюдим.
Волчица же, будто чувствовала и эту гадливость, и его мысли, снова зарычала, на этот раз значительно громче и злей.
«Да. Убьет», — все отчетливее звучало в мозгу Гвирнуса.
Рука его невольно потянулась к луку…
Волчица вздрогнула и одним большим прыжком отскочила в сторону. Потом обернулась, будто запоминая на всю оставшуюся жизнь. Когда же она не торопясь побежала туда, откуда тянулся неровный лыжный след, охотник взглянул на видневшуюся вдалеке фигурку отшельника.
Тот стоял, оперевшись на древко лука, и, как показалось нелюдиму, радостно улыбался.
Вовсе не ему.
Теперь он знал, что никуда не уйдет.
Торопливо пробежав несколько десятков шагов, Гвирнус обернулся и, заметив, что полностью скрыт за темными сводами сосен, остановился, скинул лыжи, достал из заплечного мешка спасенные от огня стрелы. Бросив мешок в снег и запомнив место, со стрелами в руке и луком за спиной метнулся к ближайшему стволу. Осторожно выглянул из-за ствола. Заметив, что ни отшельник, ни волчица не смотрят в его сторону, кинулся к следующему, шагах в десяти. Ветер дул в лицо, и нелюдим порадовался этому — учуять его волчье отродье не могло.
Вскоре их разделяло не более тридцати шагов.
И толстый ствол сосны, на котором отчетливо виднелись следы острых ведмежьих когтей, следы, впрочем, старые — скорее всего ведмедь метил эту сосну еще весной.
Гвирнус снова выглянул из-за ствола.
Так и есть. Стоят. Губы отшельника шевелятся, он что-то говорит, но слишком тихо — отсюда не слыхать.
Жаль.
Волчица вроде как слушает. Но главное — нет-нет да и подойдет поближе. И смотрит на бродягу, смотрит, будто заворожить хочет, не спуская глаз.
«Далековато», — прикинул разделяющее их расстояние нелюдим. Случись что — можно и не успеть.
Однако подбираться ближе было опасно.
Разве что ползком.
Вон к тем небольшим кустикам гуртника, хорошо еще, достаточно густым, чтобы скрыть за собой охотника… «А что, — подумал Гвирнус, — там-то оно, пожалуй, в самый раз».
Однако ползти не стал. Как раз в этот момент бродяга полез за пазуху за лепешкой, повернувшись боком к нелюдиму, — охотник плюнул на все и, затаив дыхание, стрелой метнулся к намеченному убежищу. Лишь упав в снег за кустами, позволил себе глубокий вдох. Медленно, чтобы ни малейший звук не выдал его присутствия. Только тут подумал: «Хорошо еще, снег рыхлый — не скрипит». Впрочем, все равно нашумел он изрядно, даже странно, что его не заметили.
«Пока», — мысленно прибавил нелюдим.
Раздвинул кусты руками. Чуть-чуть, лишь бы хоть немного просвечивали сквозь густые стебли те, за кем он следил. Услышал глухой, с хрипотцой, голос бродяги:
— Мало тебе, да?
Гвирнус раздвинул кусты пошире — повисшие на тонких стеблях сухие листья закрывали обзор. Как ни старался он не шуметь, листья тут же откликнулись легким шорохом, и голос бродяги встревоженно пробормотал:
— Вишь, ушел вроде. Учи дурака…
Гвирнус улыбнулся.
Нет. Как бы не так. Вовсе не ушел. И учить теперь надо вовсе не его, Гвирнуса, а того, кто невесть зачем приманивает к себе волка. Разговаривает с ним. Подкармливает вонючими лепешками из запекшейся кроличьей крови. Зачем? Чтобы увидеть его человеческое обличье? Но разве может быть что-либо страшней получеловеческого-полузвериного лица?
«Баба, вишь, ему нужна, — вспомнились нелюдиму слова отшельника, — а коли нужна, зачем в лес подался, а?»
— На, ешь, — сказал между тем бродяга, — побаловались, и хватит. Знаешь ведь меня. Не люблю ваше отродье. Вишь, щенят наплодила…
— Р-р-р…
Гвирнус вздрогнул, мысленно выругав того, чьи заскорузлые пальцы еще недавно неумело ласкали щетину на его щеке. Дурак! Вурди не вурди, а все-таки мать. Может, и любила когда. Да только разве ж собственных плоть от плоти простит? «Эх!» Нелюдим лег поудобнее, вытянул из-за спины лук. Торопливо приладил стрелу. Хоть и Лаева работа, а не верил Гвирнус в эти оборотневы сглазы. Отшельник-то не в себе, мало ли чего он наговорить может.