Сестрёнка взяла меня за руку своей тёплой маленькой ладошкой. Она одна верила мне и в меня.
Виноватым взглядом посмотрела на профессора и покачала головой. Я точно не смогу сказать, потому что не видела, что туда клала Шалла. А что мне сказать? То, что Шалла испортила зелье, а мне пришлось это исправлять? Была я уже в такой ситуации и знала, чем это все закончится.
В тот раз в деревне стали дохнуть коровы. Афтотья дала смесь травок, которые нужно было запаривать и тот настой давать скотине. Запаривать, а не варить. Я так и передала жителям деревни, разнося по домам траву для настоя. Кто услышал, у тех животинка оклемалась. Кто прогнал меня, грубо забрав травяной сбор, и недослушав до конца – лишился кормилицы. Да вот только все шишки полетели в меня. Я ж незнамо от кого рождена. Мать же меня нагуляла. Небось, чёрным ведовством она промышляла, что и передалось девчонке. Как они это поняли? Легко. От чего ж я не могла превратиться в зверя? То-то же. Злая сила заперла зверя.
– Домашнее задание у меня на столе. Пусть староста раздаст каждому индивидуальное задание. А ты, Серова, пойдёшь со мной к ректору, – сказала она, беря меня за руку.
И второй раз за этот насыщенный день меня повёл преподаватель куда-то. Правда, сейчас я точно знала, куда меня вели. Однако уверенности это знание не прибавляло. Наборот, поджилки тряслись сильнее с приближением обозначенного места.
Вспомнился вид ректора в кабинете Семьдесят Четвёртой. Я попыталась вырваться, но Зелини крепко меня держала и целеустремлённо вела за собой по коридорам и лестницам академии. Она даже не приостановилась у секретаря, прошла мимо, отмахнувшись от него, и ворвалась в кабинет главы академии.
Адалард Четвёртый сидел за широким столом лицом к входу. Тёмно-бордовые обои в купе с тяжёлой, массивной мебелью подавляли морально. Мне с моим немаленьким ростом стало ещё неуютнее.
Наш шумный приход его совсем не отвлек от важного дела, которым он был занят. Вурд медленно оторвался от бумаг и посмотрел на нас – сначала на преподавательницу и на начавшую плакать меня. Под его кроваво-красным взглядом стало совсем плохо.
– Четвёртый! – воскликнула в нетерпении профессор Зелини. – Я требую подписать договор с Гидаирской академией ядологии и травологии! – в ультимативной форме заявила она.
– Меня не устраивают условия, которые выдвинула ГАЯТа, – лениво протянул ректор, вставая из-за стола.
Его взгляд снова обратился ко мне, и моё сердце пропустило удар. Я почувствовала угрозу, исходившую от него. Все мои звериные чувства взбунтовались, предупреждая об опасности, но тело не слушалось. Оно окаменело.
– Разве нельзя договориться? – продолжая настаивать на своём, эта бесстрашная женщина совсем не понимала, что находилась в шаге от того, чтобы вурд не разорвал её.
Зверь чует зверя. Мой же, пусть и неполноценный, осознавал превосходство и неимоверную силу противника, а потому организм в защитной реакции стал приглушать собственные запахи, которыми обладал каждый человек. У всех нас был индивидуальный набор ароматов, источаемых нашим телом.
Как только от меня стало меньше пахнуть, глаза Адаларда Четвёртого расширились от удивления, крылья его носа сильнее затрепетали, с шумом вдыхая воздух, но мой внутренний зверь спрятался, затаился, чтобы избежать встречи с сильным хищником.
– Нельзя, – процедил сквозь зубы он. – Я не намерен терять своих студентов и ставить их в более приниженное состояние по сравнению с учащимися ГАЯТы.
– Но нам не хватает учебников, не хватает специалистов, чтобы учить своих, – возразила профессор Зелини.
Казалось, что этот спор между этими двоими имел долгую историю. Слишком уж свободно вела себя преподавательница, ничуть не страшась флюидов гнева, испускаемых ректором.
– Что мне делать с ней, скажи-ка на милость, а? – преподавательница указала на меня. – Адалард, ты только представь, что она, самоучка, только что составила новое зелье, по свойствам ничуть не хуже оригинального! – не замолкала она. – Ей же нужно больше часов на травологию! И яды не помешало бы изучать. Глядишь, и противоядие против семиктара изобретёт, – слова лились из неё нескончаемым потоком.
Наверное, профессор Зелини не остановилась бы, если бы не шум в приёмной. Послышался сначала грохот, потом кто-то закричал, раздалось рычание, звон разбитого стекла. Дверь в кабинет ректора раскрылась с громким стуком. На пороге стояла ощерившаяся бурая волчица.
Сестру я узнала сразу, впрочем, как и ректор. Протяжно, он с шумом вдохнул воздух. Зрачки волчицы расширились, она припала к полу. По её телу прошли судороги, свидетельствовавшие о начале трансформации.