«Взять сказки у всех, – писал Петр в указе 26 ноября 1718 года, – дать на год сроку, чтоб правдивые принесли, сколько у кого в которой деревне душ мужеского полу, объявя им то, что кто что утаит, то отдано будет тому, кто объявит о том». Этим указом предписывалось, следовательно, произвести подушную перепись. Но указ этот был слишком лаконичен, и в январе следующего года Сенату пришлось давать ему обстоятельное развитие. Составление и подача сказок, то есть списков тяглых душ в дворцовых и церковных имениях и в черных волостях, были возложены на приказчиков и старост. Помещики, крупные и мелкие, жившие в своих деревнях, обязаны были представить сказки сами; в тех вотчинах, из которых их владельцы были в отлучке, дело это поручалось также приказчикам, старостам и выборным из крестьян. Тем вотчинникам, которые в 1719 году находились в Петербурге, велено было представить сказки самим. На месте в областях прием сказок был возложен на провинциальную администрацию. Для исполнения всей этой работы преобразователем дан был годовой срок, и Сенат в своем указе предписывал областной администрации «сие, яко главное дело, окончать в сем настоящем году без всякого отлагательства». Но дело шло крайне медленно, и подача сказок затянулась. В конце 1719 года Сенат принужден был объявить, что, несмотря на неоднократное повторение указа о сказках под самыми суровыми угрозами, сказкам ниоткуда присылки нет. Петр прибег к своему обычному средству воздействия на административную машину, разослал гвардейских солдат по провинциям и приказал всех областных правителей, не успевших со сказками, «держать в канцеляриях на цепях и в железа скованных», не выпуская до тех пор, пока не кончат этого дела. Однако в январе следующего 1720 года и он принужден был отложить срок подачи сказок еще на полгода. Только к весне 1721 года был стянут переписной материал в центральную канцелярию, учрежденную для сбора сказок в Петербурге. Но этот материал оказался очень неисправным. В сказках стала обнаруживаться при их разработке огромная «утайка» душ, вызванная желанием уменьшить податное бремя.
Это повело к назначению «ревизии», то есть пересмотра переписи. В мае 1721 года проверка переписи была поручена губернаторам и воеводам; не успели губернаторы и воеводы приняться за эту задачу, как ревизия переписи организовалась совершенно иным образом. В разные губернии были разосланы генералы с целыми отрядами штаб– и обер-офицеров, снабженные очень обширными полномочиями. Между своими помощниками, офицерами, генерал распределял отдельные провинции или части провинций, а они, в свою очередь, рассылали по отдельным городам своих подчиненных более низкого ранга. Величина этих военных отрядов, занятых переписью, была настолько значительна, что возбуждала жалобы военного ведомства. В одной только небольшой Нижегородской губернии было занято переписью 54 офицера и 207 нижних чинов. В 1723 году французский посланник Кампредон доносил своему правительству, что командиры полков почти все заняты народной переписью. В 1724 году военная коллегия докладывала Сенату, что в Низовом корпусе (вернувшемся из Персидской кампании), вследствие назначения офицерского состава полков к переписному делу, офицеров при полках остается очень мало, а в некоторых полках штаб-офицеров и совсем никого нет. В руках военных комиссий ревизия переписи приняла тяжелый характер; комиссии беспощадно расправлялись с укрывателями душ. За военным переписчиком двигался по провинции палач с кнутом и виселицей, так как утайка наказывалась смертной казнью. В Великолуцкую провинцию ревизовать сказки в августе 1722 года был назначен полковник Стогов. Полковник вскоре же дал почувствовать всему населению провинции свою тяжелую руку. «Будучи в оной провинции, – писал о нем великолуцкий воевода, – чинил великие обиды, посылал многократно офицеров и при них драгун и солдат по многому числу в уезды в шляхетские домы, и забирали днем и ночною порою дворян и жен их и привозили к нему, Стогову, в Луки и в Торопец на их лошадях, и держал тех дворян и жен их под крепким караулом в казармах многое время. Тако ж забрано было от него, Стогова, людей и крестьян ста и по два и по три человек, и держались в казармах в летнее теплое время многие числа под жестоким караулом, многих дворян пытал; также из людей и крестьян многих пытал же от которого его за караулом многого числа людей держания, от тесноты и от жестоких его пыток, как шляхетства, так людей и крестьян безвременно многие и померли. И от таких его, Стогова, обид, – добавлял воевода, – Великолуцкой провинции обыватели пришли в великий страх». В конце своего донесения Сенату воевода сообщает цифры, ярко характеризующие обстоятельства, при которых производилась перепись. «От него, полковника Стогова, – сообщал воевода, – пытано и кнутом бито дворян 11, из них умре один; держано в казармах дворян – 7, из оных от тесноты умре один; дворянских жен и дочерей держано – 6; людей и крестьян пытано и кнутом бито – 71, из оных умре – 10; в батоги бито людей и крестьян – 14». В селе Лопатках, Воронежского уезда, однодворцы-сельчане утаили при подаче сказок 11 душ. Когда назначена была ревизия сказок генералитетом, они на сходе постановили утайки не открывать; со схода под предводительством священника они отправились в церковь, где, поцеловав крест и Евангелие, присягнули твердо держаться своего решения, причем священник обратился к ним с увещанием не выдавать друг друга. Военная переписная комиссия, расследовав дело, приговорила: попа Герасима, как возмутителя и презирателя указов, казнить смертью; девятерых из участников схода сослать на каторгу с вырезанием ноздрей. Сенат, утверждая этот приговор, усилил наказание, наложенное комиссией, предписав попа казнить мучительной смертной казнью, «колесовать и, не отсекши головы, положить его на колесо», а из остальных виновных троих также казнить смертью. Переписная комиссия исполнила приговор, командировав для того одного из старших своих членов.