Честно говоря, доводы Николая меня убедили довольно слабо, потому что когда он ел свою хваленую овсянку, недобро так на меня косился, а рука его несколько раз инстинктивно к ножу тянулась. Я уж пугаться начал за жизнь свою, но верил, что дружба дороже. Разве можно друга съесть, как ты думаешь?
Мне есть не хотелось. Я думал, что просто аппетита нет, но Коля объяснил, что мне это и не надо совсем. Я и так жить могу... До поры, до времени...
Позавтракав, Николай начал строить планы на день, точнее, менять их в связи с переменившимися обстоятельствами.
- Ну что, Сервелат, делать будем? Чем займемся?
- Давай, - говорю, - человека из меня делать. И интересно, и необычно, и полезно, опять же, для современной науки.
- Экий ты быстрый! - смеется. - Как же я из тебя человека сделаю, когда суббота?! Институт закрыт. Лаборатория на сигнализации. Можно, конечно, со сторожем за бутылку договориться, но бутылку купить надо, а у меня денег нет. Тебя, брат, сначала исследовать надо, прежде чем сделать из тебя кого-то. И то не факт, что получится. Таких опытов в мире еще не было, понимаешь? Я ж не папа Карла, чтоб ножичком из тебя Буратино колбасного выстрогать.
- Кого, - переспрашиваю, - выстрогать?
- Ну, куклу живую, - отвечает со смехом, - классно было бы! Но это, брат, только в сказках возможно. В жизни все сложнее гораздо. Ножиком одним нам с тобой не обойтись. Да и в одиночку мне с твоей проблемой не справиться. Придется мужикам рассказывать - Сане и Макарычу. Вот хохма-то в понедельник будет, когда я им тебя покажу! Нет, ты представь только!
А потом помолчал немного, соображал, видимо, что-то. И как хлопнет ладошкой со всей дури по столу.
- Не пойти ли нам в гости, Сервелат Николаич? Как ты думаешь? Неплохая, на мой взгляд, идейка.
- В гости? - с огромным сомнением отвечаю. - А меня там не съедят?
- Что ты, братишка! В том доме, куда мы пойдем, на тебя даже внимания не обратят. Как на еду, я в виду имею. Ну, так идем?
- Как скажешь, Коля. Ты хозяин - тебе решать. Слушай, а ты чего меня Николаичем назвал?
- Да, так, - отвечает, - к слову пришлось. Хотя... Почему бы и нет? Считай, что я тебя усыновил, ты не против?
- Нет, - говорю откровенным признанием ошарашенный, - не против. Наверное, за, даже. Хреново сиротой быть. У тебя, кстати, Николай, родители-то есть?
- Есть, сына. Да не здесь. В деревне на Псковщине живут. Летом, если все нормально будет, съездим. Здорово там, речка чистая, лес... Э-эх. Ладно, я сейчас оденусь, и двинем. Полежи пока.
Минут через пять мы уже выходили из подъезда. Я удобно устроился в стареньком натурального дерматина портфеле, откуда наблюдал за пейзажами сквозь многочисленные прорези и протертости. Погода, Леша, стояла замечательная. Весна, мля. Апрель! Еще прохладно, но солнышко греет так, что снега уже почти не осталось. А птицы поют! Почки на деревьях набухли. Пахнет свежестью необычайной, даром что город.
Николай предложил прогуляться пешком, чтоб я на красоты полюбовался. К тому же, как объяснил, идти недолго - минут сорок, не больше. Вспомнил я троллейбус вчерашний, так мороз по коже, поэтому согласился с радостью.
Гид из Коли, похоже, вышел бы неплохой. Как он, Леша, говорил красиво, рассказывал мне о восстании Декабристов, когда Сенатскую проходили, о Монферране и маятнике Фуко, что в Исаакиевском соборе болтался, как я в коптильне, о Николае Втором и Петре Первом, про поэта Есенина, которого в гостинице Англетер подвешенным за шею нашли... Много нового я тогда о городе нашем узнал. Заслушался, прямо. Растащился, как сейчас говорят. Так бы и кайфовал, кажется, вечно... Но мы уже пришли.
Парадная, куда вела высокая застекленная дверь, которую Николай открыл, приложив видимое усилие, коренным образом отличалась от нашего подъезда. Ни окурков, ни стекла битого, ни экскрементов, оставленных домашними животными и бездомными людьми. Что ты! Там, Леша, ангелочки лепные, да перила чугунные, причудливые. Лесенка мраморная со стертыми за пару веков ступеньками. Экзотика, в общем. Я сразу понял, что там, куда мы идем, меня есть не будут. В таких домах, Леша, холодильники не пустуют, а про полезность овсяного "геркулеса" речей самоуспокоительных не ведут.
Единственную дверь в третьем этаже после того, как Николай нажал кнопку звонка, открыла прелестная белокуро-черноглазая девчушка лет шести-семи.
- Здравствуй, Маринка, - приветствовал ее Николай, и мне показалось, что голос его потеплел как-то, нежность уловил мой чуткий слух.
- Ой, дядь Коля, привет! - услышал я радостный детский крик, обращенный к нам. И в квартиру: - Мам, к нам дядь Коля пришел! Ма-ам, ты слышишь?!
- Слышу, Мариночка, слышу! Иду уже... Коленька, здравствуй. Я по тебе так соскучилась...
- Танечка... я... Я тоже соскучился.
В подробности происходившего в прихожей углубляться не стану. Скажу только, что насчет несчастной личной жизни Николая я накануне ошибался. Хреновым был я в то время психологом, не то, что сейчас.
Честно говоря, волновался я здорово, хоть Николай и убеждал меня утром, что все будет нормально. Мол, Татьяна - образованный человек, она все поймет, а Маринка - ребенок. Детям, Леша, вообще ничего объяснять не надо. Они, дети эти самые, глазам своим доверяют и в чудеса верят так же, как мы в торжество разума.
Волнения мои оказались напрасными. Коля - мудрый человек, к кому попало он тогда бы меня не потащил, это я сейчас понимаю. Да и почти не было кого попало тогда в его жизни.
Мы сидели на кухне и разговаривали. Точнее, сидели все, кроме меня. Я лежал на столе, и разговаривали мы с Таней и Маринкой. Коля тоже пытался реплики вставлять, но у него не получалось - рот был занят пережевыванием пищи. Как ни странно, Татьяна нисколько мне не удивилась. Видимо, действительно, образованный человек. А Маринка, так та была от меня в диком восторге.
- Сервелатик, скажите, пожалуйста, - засыпАла она меня вопросами, - а хлебушко тоже говорить умеет?... А вы как Буратино, да? А дядя Коля, как папа Карло? Правда, он у нас хороший?... А хотите, я вам рисунки у нас покажу?... А рыбок в аквариуме? Мама аквариум сама сделала. У нас даже мечехвосты есть, и сомики... А кто ваша мама?... А у меня мама Таня, правда, красивая? И умная! Кандидат наук!... А папа мой застрелился. Его из партии исключили.
- Марина! - строго цыкнула на дочь Таня. - Не болтай лишнего.
Вот тебе, думаю, дела! Застрелился! Из какой такой партии надо человека исключить, чтобы он от жизни добровольно отказался? Ничего не скажешь, огорошила меня девочка своими последними словами. Татьяна сразу грустной сделалась, замолчала. Коля жевать перестал. Вот, дети. И ведь не от злости они, порой, некоторые вещи говорят, а скажут - не знаешь куда деваться.
- Ладно, дочка, вы тут общайтесь, а мы с дядей Колей прогуляемся, - Татьяна встала из-за стола. - Вы не против, Сервелат?
- Да нет, - отвечаю... скорее весело, не против, - мне с Мариной хорошо.
- Идите, идите скорее! - девочка тоже обрадовалась.
Коля сделал робкую попытку вмешаться:
- А, может, они с нами пойдут?
Но Татьяна уже решила, и спорить с ней было бесполезно. Она взяла Николая за руку и уже выводила из кухни.
- Нет, им вдвоем интереснее. Пойдем-ка.
Маринка, вот язва, а говорят, что дети ничего не понимают во взрослых отношениях, подмигнула мне.
- Они, - хитро так говорит, - сейчас сначала у мамы в комнате часа два целоваться будут, а потом уж гулять пойдут. Если захотим, можем напроситься. Они хорошие, не откажут. Я всегда так делаю. Пошли ко мне в комнату, я тебе рыбок покажу.
- Пойдем, - соглашаюсь, - рыбок - это любопытно...
Так пролетели выходные. Ночевать мы остались в гостях. Коля у Тани в комнате, я - у Маринки. Долго я не мог заснуть. Все думал о Танином муже, который застрелился из-за какой-то партии. Думал, и понять не мог, как решился он на такое чудовищное против своей семьи преступление: дочку маленькую оставил, жену - красавицу и умницу... Может мне и не становиться человеком, жить себе обыкновенной колбасой. Никаких проблем тебе - есть не надо, работать тоже, общество интересное в моем нынешнем положении мне гарантировано... А стану человеком, что ждет меня? Куда судьба заведет, с кем сведет дорожка жизненная... Страшно... Но интересно, с другой стороны. Колбасой остаться - дело нехитрое, усилий для этого прилагать не надо. Что есть, то не отнимешь...