250
Действительно, если я говорю, что могу пройти сквозь эту стену, стена ничуть не сопротивляется тому, что я говорю или думаю, я могу повторять это сколько захочу, ей до этого нет дела. Но она начнет сопротивляться, если я захочу осуществить мое намерение посредством Действия и начну биться о стену. И так во всем.
(обратно)251
вительно, предположим, что какой-нибудь человек, взятый как «познающий субъект», был бы редуцирован к познанию (адекватному) одной отдельной реальности, например к реальности «собака». Тогда он был бы не чем иным, как раскрытием этой реальности «собака». То есть это была бы раскрытая реальность «собака». Другими словами, мы бы имели дело с собакой, сознающей самое себя, а не с человеком, получающим знание о собаке. И в этом случае мы бы имели дело с настоящей собакой (с природным существом), а не с человеком в виде собаки. Или, пользуясь гегелевским языком, скажем, что это было бы только Чувствование (немое) себя (Selbst geflihl), а не Сознание (говорящее) себя (Selbst bewuptsein). Или так: Понятие было бы воплощено в раскрываемой им вещи и не существовало бы вне ее в качестве слова. Ни о каком «Реализме» не было бы речи из-за неразделенности Субъекта и Объекта.
Для того чтобы был возможен «Реализм», нужно, чтобы понятие (познание) противостояло вещи (предмету). Так вот, только человеческое, или «субъективное», познание противостоит предмету, с которым оно соотносится, материализуясь вне своего объекта — в речи. Но это «субъективное» познание, по определению, не совпадает с предметом. Следовательно, это ошибочное /fausse/ познание. Вопрос, требующий «реалистического» решения, это вопрос об ошибке, а не вопрос об истине. Но, установив факт ошибки, нужно спросить о ее происхождении. Вполне очевидно, что пассивным познавательным созерцанием, которое открывает объект и делает его доступным уму, происхождение скрывающей объект и уводящей от него в сторону ошибки не объяснишь. И если ошибка, или ошибочное, т. е. противостоящее объекту, познание обретается в человеке, или «субъекте», то источником его должно служить что-то другое, а не пассивное созерцание налично-данного. Это «другое» Гегель называет Отрицанием, Временем и Действованием (Tat, Tun, Handeln). (Не случайно, стало быть, человек совершает ошибки, когда теряет хладнокровие, когда у него нет времени и он спешит, или… когда ему не хочется говорить «Нет»).
Следовательно, разговор о «Реализме» имеет смысл лишь в той мере, в какой можно противопоставить друг другу, с одной стороны, природный Мир, или раскрываемое Понятием налично-данное Бытие (Sein), а также его Познание, а с другой — Человека, понимаемого как Действие, отрицающее наличное Бытие. Или можно также сказать, что Познание (Раскрытие) относится как к природному Бытию, так и к человеческому, как к Пространству, так и ко Времени, как к Тождеству, так и к Отрицанию; и нет, стало быть, оппозиции Бытия и Познания, противостоят друг другу только лишь природное-Бытие (познанное), или Sein, и челове- ческое-Ъъмш (познанное), или Тип; что касается ошибки и ошибочного познания вообще, — они предполагают эту онтологическую оппозицию.
* Разумеется, речь идет не о средневековом «реализме» и «номинализме» (прим. перев.).
** «Безлично» / «impersonnelle» / — буквально «без лица», или, как поясняет Кожев, «без самости» / «selbstlos» /. Самость, Selbst — это «Я», человек. Поэтому «истинное» познание (= Наука) бес-человечно: ведь человек — ошибка (прим. перев.).
Следовательно, исчезновение Человека в конце Истории не будет космической катастрофой: природный Мир останется таким, каким был от века. И это тем более не биологическая катастрофа: Человек продолжает жить, но как животное — в согласии с Природой, или наличным Бытием. Кто исчезает, так это собственно Человек, т. е. отрицающее наличное Действование и Ошибка, или вообще Субъект, противостоящий Объекту. Действительно, окончание человеческого Времени, или Истории, т. е. окончательное упразднение /l'aneantissement/ собственно Человека, или свободного исторического Индивида, означает просто прекращение Действования в точном смысле слова. Что практически означает: исчезновение войн и кровавых революций. А также исчезновение Философии; ибо если Человек больше по существу не меняется, то и нет при-
(обратно)252
См. в «Феноменологии духа» (с. 388) примечание Г. Шпета по поводу гегелевской этимологической игры с Er-Innerung: «Er-Innerung — как бы изнедрение…». Это «изнедрение» реальности оказывается вместе с тем ее «овнутрением», возникновением понятия. То есть смысл — это всегда «воспоминание» о бывшем. Понятие предполагает смерть настоящего, поэтому оно есть время (прим. перев.).
(обратно)