Итак, чего Гуссерль ожидал? Если говорить кратко, то открытия, разоблачения — выражаясь по-хайдеггеровски — трансцендентального, чистого сознания, причем прежде всего сознания в смысле интенционального акта, переживания. Однако, согласно концепции Гуссерля, этот акт соединяется с многообразием данных ощущения или, — как он тоже выражается, — гилетических данных и образует вместе с ними определенное единство. Значит, эти данные тоже должны быть открыты с помощью редукции. Но это не все, что должно быть обнаружено. Поскольку к этому добавляется еще кое-что, то, что я упоминал раньше, так называемое cogitatum, ноэма, полагаемое, именно такое, каким оно полагается — его тоже следует открыть. За всеми многообразиями переживаний, данных ощущения, аспектов или оттенков должно быть открыто то, что является последним, полагаемое как таковое. А значит, <все> это должно быть обнаружено только посредством описанного выше так называемого выключения или заключения в скобки или не-солидаризации с осуществлением генерального тезиса. Ничего больше делать не нужно, только это. При осуществлении генерального тезиса по отношению к внешнему миру нечто должно быть сделано и в тоже время не сделано: это и есть то самое самоотстранение, некое самодистанцирование от этого тезиса, [который, однако, все же должен осуществляться].
«Полагаемое», — и это следует иметь в виду, — есть нечто, о чем Гуссерль говорит, что оно неотделимо от акта и, возможно, от данных ощущения.144 Оно не есть что-то отдельное, само по себе существующее, хотя оно — и тут теперь возникает вопрос — все же трансцендентно по отношению к самому акту и к данным ощущений. Говорить такое очень опасно. Трансцендентна прежде всего воспринимаемая вещь, то есть то, что дано как пространственное, физическое и т.д. Если же теперь я провожу редукцию, то все, по-видимому, остается тем же самым, и, тем не менее, это уже ноэма. Что же тогда, собственно говоря, трансцендентно? Сама вещь? Да. И ноэма — полагаемое как таковое — тоже? Об этом теперь и нужно задаться вопросом, это еще нужно обсудить. Но в любом случае это нечто совершенно новое и по сравнению с самим актом, и по сравнению с данными ощущения, и по сравнению с оттенками — полагаемое как таковое.
Такое понимание всей этой ситуации довольно примечательно. Ибо вначале кажется, что есть две различные области бытия: одна — реальный мир, полностью трансцендентный сознанию, другая — чистое сознание. Потом первая заключается в скобки, трансцендентный мир теперь приходится считать как бы не существующим, но, в то же время, отнюдь не упускать его. И все-таки в том, что еще при этом остается, сохраняется некая дуальность, некий совершенно особый род дуализма, [дуальность в единстве]. Ибо нам говорят: каждому акту принадлежит ноэма, и эта ноэма или полагаемое, cogitatum, неотделима от акта. Но затем все это препарируется так, что мы все-таки приходим к некой форме монизма — несмотря на дуализм, несмотря на трансценденцию, даже несмотря на возможность двух трансценденций, самой вещи и полагаемой вещи, вещи «в кавычках», как тоже выражается Гуссерль, т.е. полагаемого.
Но что в действительности может дать эта редукция? Редукция, это ничто иное как — выражаясь по-латински — reservatio mentalis относительно существования и, как говорят некоторые, так-бытия того, что принадлежит миру, в особенности, реальной вещи. Но достаточно ли этого, чтобы что-то открыть? Акты, переживания, как-то связанные с этими актами данные ощущения? Да, достаточно — если следовать старой традиции, которой и Гуссерль был совсем не чужд. Разве не был его духовным отцом Франц Брентано? А Брентано сказал бы так: что здесь должно быть открыто? Прежде всего, должны быть открыты психические феномены. А что нужно для того, чтобы их открыть? Просто нужно провести вполне обычную рефлексию. Но это уже нечто большее и нечто иное, чем просто «редукция». Итак, кроме редукции должно быть осуществлено нечто новое, а именно, рефлексирование, иначе говоря, имманентное восприятие; а оно само еще не достигается только осуществлением редукции. В этом смысле выясняется, что самое важное из того, что необходимо открыть, посредством редукции открыто быть не может. Нужно осуществить некий действительно новый акт, а не просто редуцировать уже существующий. Значит, мы должны осуществить имманентное восприятие. Разумеется, сказал бы Гуссерль, мы должны это сделать. Такой вопрос я поставил как-то в Руайомоне, — это было в 1957 году, на одном небольшом конгрессе феноменологов, — и мне тогда сказали: Гуссерль, конечно же, думал, что одно тесно связано с другим; вполне естественно, что здесь мы проводим эту рефлексию. Но возможно, что это все-таки не результат самой редукции! И опять-таки, достаточно ли рефлексии для того, чтобы воспринять, схватить чистые переживания? Нет, для этого ее недостаточно, здесь нужна еще и редукция. Поскольку если мы только рефлексируем, подобно тому как я делаю это здесь и теперь, рефлексируя на мою мысль, — то данное в этой рефлексии есть мое психическое поведение, причем я сам здесь выступаю как некий человек. Психическое поведение, т.е. мои сознательные процессы, которые в обычном понимании суть феномены, но в то же время симптомы моей души, моего духа и, разумеется, также моего тела. Они суть симптомы того, что происходит во мне как в целом, и как таковые они суть именно некие элементы реального человека, а в более широком смысле — и реального мира.