Выбрать главу

Тогда на этом пути выяснилось бы, почему Гуссерль использует два понятия трансценденции и в определенной мере колеблется между ними. Это еще не значит, что на этом новом пути уже преодолены все трудности. Потому что и здесь остается верным: для того, чтобы правильно провести редукцию, мы уже должны знать, что относится к сущности чистого сознания,; но только редукция должна впервые сделать для нас возможным познавательный доступ к постижению чистого сознания в его сущности, только она впервые может позволить нам вынести решение о том, что есть и что не есть реальная (reell) составная часть чистого сознания, а значит, только она впервые может сделать возможным решение о своем собственном объеме. Не следует ли тогда сказать, что сама редукция вначале проводится, так сказать, лишь в экспериментальном порядке, и только в ходе исследования подвергается корректировке и тогда определяет смысл и объем применения понятия онтической трансценденции?

Предположим, что понятие реальной составной части чистого сознания определено. Но решено ли уже тем самым, что в каждом случае образует такую «составную часть» переживания? Отнюдь нет! Потому что лишь теперь передо мною встает вопрос: что есть то, что может быть постигнуто в имманентном восприятии? Что есть действительно имманентно данное, причем данное так, что является достоверным, что оно есть реальная составная часть моего моментального переживания? Что принадлежит единству переживания? Скажем, воспринятая вещь ему не принадлежит — она трансцендентна, говорит нам Гуссерль. Ну а аспект вещи, который я сейчас имею? Он, конечно, — не физическое; но не есть ли он уже ipso facto элемент сознания? Аспект, который я имею, — это не воспринятая физическая вещь, он есть нечто, что я переживаю, когда воспринимаю соответствующую вещь. Но говорит ли это в пользу того, что он есть реальная составная часть восприятия? Поскольку он имеет в своем содержании цветовые элементы, Брентано, вероятно, назвал бы его «физическим феноменом». Известно, что по Брентано цвета суть «физические», а не «психические феномены». Психическую природу имеют только интенциональные (имеющие интенцию) переживания; напротив, цвета, звуки и т.д. суть физические феномены. Однако физические феномены — это совсем не физическое, не материальное в смысле физики, естествознания. Так говорит Брентано. По сути дела, он, скажем так, критический реалист. Но то, что он называет «цветом» есть ни что иное как особые качественные моменты, которые в восприятии даны как конкретные определенности (свойства) воспринятой окрашенной вещи, например, белой бумаги или серого пиджака. О том, что есть нечто подобное «аспекту», отличному как от окрашенной вещи, так и от акта видения, — об этом Брентано не знает вообще, и нельзя сказать с определенностью, причислил бы он его к «физическим» феноменам или же к психическому. Но и его «физические» феномены уже образуют, так сказать, нечто среднее между реальной и материальной вещью и «психическими феноменами», которые составляют психическое. Почему, однако, Брентано не стал бы говорить, скажем, о визуальных аспектах, что они суть «психические феномены»? Потому, что они не являются «интенциональными», скрывающими в себе интенцию феноменами. Так и мы должны будем сказать, что аспект — это не «сознание», не «переживание». Гуссерль хотя и говорил раньше: «оттенок есть переживание»,137 однако и он не стал бы говорить, что «оттенок» есть «интенциональный акт». Он есть «пережитое», он «переживается» тем, кто осуществляет акт восприятия. Но решено ли тем самым, что он есть «реальная составная часть» переживания, или же что он уже переходит границу, проведенную понятием реальной составной части переживания?

Сейчас я должен вернуться к тому, что уже обсуждалось ранее.138 Каждый «аспект чего-либо» имеет в своей подпочве множество данных ощущения, которые не тождественны качественным определениям воспринятой вещи. Это текучие данные, которые я переживаю, о которых я ничего не знаю, когда вижу вещи, но которые все же как-то присутствуют для меня и определяют мой способ поведения, а также то, что я собственно, вижу, слышу и как я это вижу. Они не имеют физической природы, они — не физические реальности. Гуссерль о них говорит совершенно ясно: текучие чувственные данные, которые я сейчас имею, суть реальные составные части переживания.139 Так получилось, что я провел вместе с Гуссерлем очень многие часы и я всегда ставил перед ним такой вопрос: это красное пятно на периферии моего зрения — действительно ли это «сознание»? Является ли оно переживанием? Имеет ли оно Я-структуру? Есть ли оно осуществление некоего акта? Является ли оно знанием о чем-либо? Гуссерль мне говорил: в одном я могу с Вами согласиться: данное ощущения не имеет формы Я (nicht ich-lich), оно чуждо Я. Напротив, акт имеет форму Я140. Акт, акт суждения, полагание, мышление, восприятие — все это истекает из моего Я, и я в этом не только участвую, но я просто живу этим, хотя и не тождественен с этим актом. Но это красное пятно, находящееся там, на периферии, или здесь, в центре, а также все, что изменяется в поле зрения — это нечто совершенно отличное от акта. Гуссерль согласился также, что они чужды Я, и тем не менее продолжал утверждать, что они — составные части, реальные части сознания. Почему? На это мне Гуссерль ответил так: ну неужели Вы думаете, что такие пятна, так сказать, сами разгуливают по миру? Конечно же нет! Но отсюда еще не следует, что они через акт видения или осязания так связаны с сознанием, что образуют с ним нечто целое, реальной составной частью которого являются. Или, иначе говоря: являются ли пережитые данные ощущения, которые я как-то получаю и о которых я — благодаря тому, что я их получаю — все же имею некоторое знание, в своем бытии несамостоятельными по отношению к моему акту восприятия? Ибо я должен был бы сказать: акты сознания по отношению к данным ощущения не являются несамостоятельными в своем бытии. Я могу осуществлять акты, не имея данных ощущения. Данные ощущения изменяются разнообразными способами, и тем не менее акт восприятия осуществляется как некая самостоятельная целостность. А может быть, наоборот? Может быть, дело обстоит так, что данные ощущения в своем бытии несамостоятельны по отношению к Я, то есть что они существуют только тогда, когда есть переживающее Я, когда есть некое переживание их? Тогда это следовало бы доказать, но доказано это еще не было. Тогда утверждение, что они суть «реальные составные части» сознания, разрешилось бы этим способом>.