А значит, мы ищем такое понимание веры, которое было бы совместимо с каждым из следующих представлений: вера есть там, где имеет место довольно высокая степень недетерминированности, и вера не настолько вездесуща, чтобы присутствовать всюду, где только мы ни обнаружим хоть какую–либо недерминированность. А потому в качестве положительного понятия о вере мы, в порядке рабочей гипотезы, предлагаем такую трактовку: говорить, что личность S имеет веру в утверждение р, значит говорить, что S убежден в р несмотря на то, что а) существуют альтернативы для р, совместимые с любыми данными, подтверждающими веру S в p; и б) существуют реальные и довольно веские свидетельства в пользу одной или нескольких из этих альтернатив. Конечно, выражение «реальные и довольно веские свидетельства» удручающее неконкретно, и все же, на наш взгляд, его неопределенность не умаляет ценности данной трактовки как, по крайней мере, серьезного первого шага к положительной концепции веры.
Одно из преимуществ такого понимания веры заключается в том, что оно позволяет нам избежать противоречия с интуицией здравого смысла о разных степенях веры. Степень веры в утверждение зависит от степени его недетерминированности наличными основаниями, а также от силы противоречащих ему аргументов. Для убеждения в том, что Земля вращается вокруг Солнца, вера практически не нужна, ибо хотя этот взгляд по сути не детерминирован основаниями, имеет место очевиднейший недостаток оснований, склоняющих к принятию какой–либо иной серьезной альтернативы. Сходным образом, хотя в дискуссиях о природе веры порой утверждается, будто мы по привычке «принимаем на веру», что стулья, на которых мы сидим, будут и далее выдерживать наш вес, однако на самом деле доля собственно веры в нашем убеждении в способности обычных стульев выдерживать наш вес исчезающе мала — и именно потому, что ни малейших оснований в пользу альтернативного мнения (что стулья под нами рухнут) у нас, по сути, нет. И напротив, согласие с религиозными утверждениями часто требует намалой доли веры — и именно потому, что у нас, как правило, имеются, по крайней мере, не лишенные убедительности основания всерьез принимать целый ряд альтернатив, каждая из которых совместима с наличными данными.
Еще одно преимущество предложенной нами трактовки заключается в том, что она позволяет нам утверждать, что иногда вера бывает рациональной, а иногда нет — в зависимости от степени недетерминированности, а также от силы противоположных свидетельств. Тот, кто верит в гипотезу о плоской Земле, заблуждается. С другой стороны, по–видимому, вполне разумно, сколько бы ни требовалось для этого веры, принимать всерьез (а не просто использовать) наилучшим образом обоснованные физические теории, хотя философы науки и не пришли на сей счет к общему мнению. В любом случае вопрос о том, является ли вера рациональной, не допускает одного–единственного категорического ответа: каждый раз он будет определяться конкретными обстоятельствами, при которых данная вера возникает.
Наличие подобных преимуществ само по себе отнюдь не означает, будто наше понимание веры выше конкурирующих ее трактовок. Однако его несомненным достоинством является тот факт, что оно учитывает перечисленные выше особенности представления о вере, свойственного здравому смыслу.
Имеет ли наша концепция веры какие–либо недостатки? Имеет и по меньшей мере два. Во–первых, как мы уже отмечали, она заставляет нас думать, что элемент веры присутствует (хотя и в незначительной степени) даже в тех случаях, когда наше убеждение подкрепляется основаниями подавляющей силы. Но ведь не каждому понравится мысль, что убеждение на основании имеющихся данных есть дело веры даже в тех случаях, когда наличные данные решительно свидетельствуют в пользу одного из утверждений. Не согласятся же с этой мыслью потому, что мы часто склонны рассуждать так, как если бы убеждения, опирающиеся на основания, были несовместимы с убеждениями, опирающимися на веру. В свете вышесказанного нам, однако, представляется, что правильным ответом на подобные возражения будет следующий: а) строго говоря, неверно думать, будто эти два вида убеждений несовместимы, и все же б) думать так для нас до известной степени естественно в силу того обстоятельства, что типичными примерами убеждений, опирающихся на веру, являются как раз те случаи, где наличные данные не свидетельствуют сколько–нибудь определенно в пользу какой–либо из альтернатив.
Во–вторых, слабостью нашей позиции могут счесть то, что она не позволяет разграничить с полной ясностью «убеждение через веру» и «убеждение через разум». Но ведь очень многие из убеждений, которые мы обычно квалифицируем как «опирающиеся на разум», сами по себе не детерминированы основаниями и в то же время могут сталкиваться с «довольно вескими» основаниями, свидетельствующими о противоположном. Таковы нередко научные убеждения; то же самое часто свойственно и тем мнениям, которые составляют присяжные, пытаясь решить вопрос о виновности или невиновности обвиняемого. На наш взгляд, было бы уместно говорить, что в подобных случаях довольно часто присутствует вера. И все же мы признаем: данное
следствие из нашей трактовки способно внушить сомнение в том, что она является наилучшим способом отделить область убеждения через веру от сферы убеждения через разум.
В следующем разделе мы оставим в стороне вопрос о сущности веры и перейдем к обсуждению ее рациональности. В свете нашего представления о вере не должно казаться удивительным, что вопрос о том, разумна ли религиозная вера, мы считаем тождественным вопросу о том, разумно ли религиозное убеждение. Те, кто мыслит веру иначе, усмотрят здесь, соответственно, два разных вопроса, но и они, несомненно, согласятся, что последний вопрос и сам по себе представляет огромный интерес.
4.2. Вера и рациональность
В разделе 4.1 мы пытались доказать, что в понятии «вера» нет ничего такого, что исключало бы для человека возможность иметь основания для веры или знать некоторые из вещей, принимаемых на веру. А коль скоро знать можно только то, в чем разумным образом убежден, то отсюда следует, что вера, по крайней мере в принципе, может быть разумной. И это обстоятельство ни в малейшей степени не должно нас удивлять. Ведь если наша концепция веры правильна, то вера присутствует в науке точно так же, как и в религии. Но, конечно же, именно научные убеждения принято считать образцом убеждения рационального.
Однако может ли собственно религиозная вера быть разумной в таком же смысле? Если да, то выдвинутое выше возражение — что вера в нашей ее трактовке слишком уж похожа на обыкновенный разум — вовсе не будет возражением. Сам вопрос, однако, остается трудным; ответ же отчасти зависит именно от того, что же это, по нашему мнению, означает — иметь разумные основания для религиозной веры?
Согласно некоторым философам, убеждение разумно лишь в том случае, если можно видеть, что сопоставление наличных данных явно свидетельствует в его пользу. Если это верно, то рациональность религиозного убеждения (как и любого другого) зависит в конечном счете от силы аргументов, которые мы можем представить для его обоснования. Если мы способны доказать (пусть не другим, а хотя бы самим себе), что наш собственный опыт или определенные факты, относящиеся к миру вне нас, очевидным образом подтверждают наши религиозные убеждения и, кроме того, что никакие доступные нам контрдоводы не могут перевесить имеющиеся у нас положительные свидетельства, то наше убеждение разумно. В противном случае — нет. Назовем эту позицию эвиденциализмом.