Выбрать главу

В действительности, однако, когда дело доходит до суждений о религиозных предметах, широкое распространение религиозных несогласий, по–видимому, не считается доказательством того, что в подобных вещах наши мнения не заслуживают доверия. Заметьте, что даже в вышеописанных случаях отнюдь не факт несогласия с чьим–либо мнением сам по себе приводит нас к мысли о его, мнения, недостоверности. У нас уже есть сложившееся прежде представление о способности нормального человека запоминать тропинки в лесу, не забывать сказанного в горячке спора или судить о преодолении препятствий между базами бейсбольного поля. Эта наличная, «фоновая» информация и помогает нам определять доказательную силу факта несогласия. Но в случае с религией мы едва ли имеем хоть какие–то фоновые мнения касательно способности нормального человека судить о религиозных предметах. Фоновые мнения христианина на сей счет могут самым радикальным образом отличаться от соответствующих убеждений иудея, буддиста или даже другого христианина. Некоторые христиане, к примеру, верят, что (а) без содействия божественного откровения и особой благодати буквально ни один человек на свете не способен обрести истинные представления о Боге, и (б) подобные откровение и благодать даны не всем, более того, не могут быть даны многим. Именно с таким человеком, надо думать, многие не согласятся. Но для него самого это особое положение (т.е. статус лица, удостоившегося истинных откровения и благодати), отнюдь не являясь свидетельством недостоверности его воззрений, будет как раз тем, чего он и должен ожидать, коль скоро он принадлежит к числу компетентных судей в религиозных вопросах.

Для иллюстрации рассмотрим измененный вариант нашего примера с бейсбольным судьей. Предположим, что вместо обычных фоновых мнений касательно способности судей выносить решения о происходящем на бейсбольном поле, у вас есть следующие фоновые мнения: вам даны сверхъестественные силы и среди них — изумительная способность быть непогрешимым бейсбольным судьей. Более того, все находящиеся рядом с вами приняли наркотик, лишивший их возможности здраво судить об этих вещах. И вот вы обнаруживаете, что с вашим решением никто не согласен. Конечно, ваши фоновые убеждения — чистое безумие, но коль скоро они у вас есть, то с вашей стороны не было бы ни в малейшей степени неразумным стоять на своем, утверждая, что игрок нападения в безопасности, а «равные вам» заблуждаются. Ведь те, кто считает себя равным вам по своей компетентности, на самом деле — с вашей точки зрения — таковыми отнюдь не являются.

Итак, ответ на вопрос, действительно ли наличие разногласий ставит под сомнение человеческие способности к религиозным суждениям, в немалой степени зависит от наших фоновых мнений, многие из которых могут корениться в самих же наших религиозных теориях. А если это верно, то и вопрос о том, делает ли факт религиозных разногласий неразумной позицию эксклюзивизма, также будет в значительной мере зависеть от наших фоновых мнений. А значит, строго говоря, на Вопрос 2 следует, похоже, ответить отрицательно: для доказательства того, что вера в учения конкретных религий неразумна, требуется нечто гораздо большее, нежели простой факт широкого распространения религиозных разногласий.

Сказанное нами в данном разделе отнюдь не является полной и окончательной апологией эксклюзивизма, а потому и не служит опровержением религиозного плюрализма. Мы, однако, проанализировали взгляд, согласно которому факт широкого распространения религиозных разногласий сам по себе может каким–то образом свидетельствовать против эксклюзивизма, а вместе с ним мы рассмотрели и то, что было выделено нами как основная проблема реалибилистских трактовок рациональности религиозных убеждений, а именно: способен ли сам факт широкого распространения религиозных разногласий опровергнуть любые опытные доказательства, которые мы могли бы привести в пользу наших религиозных убеждений.

4.4. Иррационален ли атеизм?

До сих пор в настоящей главе нас занимали по преимуществу вопросы рациональности религиозной веры. Мы исходили из предположения, что религиозное неверие есть вполне разумная установка, а основная проблема состоит в том, можно ли на здравых, рациональных основаниях отказаться от этой позиции. В конце данного раздела мы бы хотели кратко проанализировать недавние аргументы Алвина Плантинги, пытавшегося доказать, что как раз у не верующих в религию дела в некоторых отношениях обстоят хуже. По мнению Плантинги, современные научные теории происхождения видов (а значит, и происхождения человека) свидетельствуют о явной иррациональности атеизма, агностицизм же оставляет нас в положении, при котором мы не способны иметь каких–либо разумных убеждений вообще.

Начнем с аналогии. Предположим, вы верите, что существует некое вещество, которое, если его проглотить, делает познавательные способности человека совершенно ненадежными. Назовем его вслед за Плантингой «XX» (но не будем путать с популярной маркой пива, которое при употреблении его в больших количествах производит сходное действие). Вы, например, верите, что стоит вам проглотить XX и вам станет казаться, будто вы сидите здесь и читаете книгу, тогда как на самом деле вы находитесь в другом месте и занимаетесь чем–то совершенно иным. Предположим, далее, вы приходите к убеждению, что вероятность того, что вы недавно приняли XX, велика или, по крайней мере, точно не известна (возможно, ваш друг — большой проказник, у которого, по вашему мнению, имеются огромные запасы XX, — зашел к вам в гости и теперь сообщает, что он, шутки ради, подсыпал немного XX в молоко из вашего холодильника, а десять минут назад вы как раз допили молоко из этого пакета). Итак, что же вы — назовем вас здесь С — должны будете думать о следующем утверждении, Н:

(Н) Познавательные способности С надежны.

В обычной ситуации вы, конечно, согласитесь с Н. Но разве не появился у вас только что аргумент, делающий вашу веру в Н совершенно неоправданной? И разве не будет теперь с вашей стороны совершенно неразумным принимать Н? Ведь гипотеза о крайней ненадежности ваших познавательных способностей есть для вас нечто вполне реальное и убедительное. А никаких доводов в пользу Н, которые сами не составляли бы логический круг, у вас, конечно, никогда не было. (Да и откуда бы вы их взяли? Доказательная сила всех подобных доводов зависела бы от предположения об истинности самого Н.) Но если теперь у вас есть причины считать Н ложным, а никаких выходящих за пределы логического круга доводов в пользу Н вы представить не способны, то не будет ли разумнее с вашей стороны просто отказаться от веры в Н? Но если вы откажетесь от веры в Н, то вам придется отказаться от веры во что–либо вообще — вы не сможете иметь никаких разумных убеждений. Иными словами, вы оказываетесь ввергнуты в пучину своего рода абсолютного скептицизма.

Именно в таком положении, по мнению Плантинги, и находятся сторонники атеизма. Согласно общепринятой эволюционной теории, основная функция наших познавательных способностей — обеспечивать наше выживание и размножение. Ради такого рода целей и работает естественный отбор, и нет особых оснований предполагать, что наши познавательные способности могут иметь какую–либо иную функцию или назначение, помимо службы этим, чрезвычайно общим и широким целям. Однако, утверждает Плантинга, способность открывать истину о мире имеет весьма отдаленное отношение к задаче содействия нашему самосохранению и размножению. К примеру, самец–гоминид, жаждущий смерти и убежденный, что вернейший способ добиться подобной цели — это побыстрее удирать от таких существ, как тигры и медведи, и почаще совокупляться с разными самками своего вида, споспешествовал бы делу выживания и размножения ничуть не хуже, чем особь мужского пола с более традиционными желаниями и мнениями. И вообще, жизнь так устроена, что наши убеждения чаще оказываются не истинными, а ложными — и однако полезными. А потому, заключает Плантинга, в свете эволюционной теории, а также предположения, что не существует Бога или иного сверхъестественного существа, которое каким–то образом обеспечило бы развитие у человека надежно функционирующих и ориентированных на поиск истины познавательных способностей, вероятность того, что наши способности заслуживают доверия, следует считать низкой или не поддающейся определению. Но если так, то атеист, принимающий эволюционную теорию (а нынешнее состояние науки вынуждает его это делать), оказывается в ситуации, чрезвычайно сходной с положением человека, обнаружившего, что вероятность того, что он проглотил XX, является низкой или не поддающейся определению. А если это верно, то у атеиста появляется аргумент, опровергающий Н, а также все прочие его убеждения, в том числе и атеизм.