Подведем некоторый итог. В Афонском споре сформировался тот интерес к наследию св. Григория Паламы, который будет характерен для всего XX в. С одной стороны, спор вызвал объединение двух прежде независимых линий изучения наследия византийских исихастов — изучения практического (которое не прекращалось в монашестве) и изучения научного (главным образом, исторического и филологического). С другой стороны, впервые пробудился жизненный, а не только ученый, интерес к догматико–полемической стороне этого учения. Такой интерес возник, прежде всего, в среде монашествующих, а также в среде богословов, так или иначе связанных с традицией «русской религиозной философии» и Вл. Соловьева. Нужно заметить, что к последней категории принадлежали и те, чей приход в Православие был путем отрицания наследия Соловьева в корне (самое яркое в ряду таких имен — о. Георгия Флоровского). Академическое же богословие всего периода до второй мировой войны так и не успело вобрать в себя исихастские темы.
Ближайшие предшественники о. Иоанна Мейендорфа
С конца 1920–х и до конца 1930–х гг. появился ряд новых работ, для которых достигнутый к предвоенному времени уровень знаний служил в качестве отправного( [337]). Именно эти работы сформируют ту совокупность знаний об исихастской традиции и св. Григории Паламе, из которой будет исходить в 1950–е гг. о. Иоанн Мейендорф.
Сказанное выше позволяет выстроить главную линию научного и богословского преемства, заключительным звеном которой стала настоящая книга о. Иоанна:
…Афонское имяславие (иеросхим. Антоний) — Флоренский, Булгаков — о. Г. Флоровский, Лосский — о. И. Мейендорф.
В том, что именно эта линия была главной, убедиться несложно( [338]). Но, сделав это, мы хотели бы сказать и о некоторых других потоках научной и богословской мысли, не вобрав которые, о. Иоанн не смог бы написать своего «Введения».
Прежде всего тут следует назвать еще одного православного автора, влияние которого особенно чувствуется в изложении учения об энергиях Божиих во взаимосвязи с аскетикой. Это афонский монах Василий Кривошеин (1900–1985)( [339]) — в 1950–е гг. архимандрит в Оксфорде, один из «отцов–основателей» Оксфордских конференций по патристике, на которых выступал и о. Мейендорф; впоследствии — архиепископ Брюссельский и Бельгийский (Московской патриархии), бельгийский византинист, главным делом жизни которого стало издание и изучение творений преп. Симеона Нового Богослова. О. Иоанн ссылается в настоящей книге только на одну статью вл. Василия — единственную, написанную к тому времени специально о св. Григории Паламе. Но эта статья стоила и поныне стоит многих монографий. В ней разобран только один момент учения св. Григория — но момент узловой, от понимания которого будет зависеть успех всего дальнейшего изучения. Изложение вл. Василия сохраняет едва ли не полностью свое значение в наши дни — достоинство, которым даже лучшие работы ученых обладают весьма и весьма редко. Главное же в статье вл. Василия — это ее непосредственная принадлежность к исихастской традиции, «взгляд изнутри», который в данном случае, в отличие от предшествовавших опытов иеросхим. Антония Булатовича, сочетается и с научным академизмом. По этой статье уже можно было догадываться, какое место «монах Василий» сможет занять среди православных патрологов, и которое он действительно занимал к 1959 г., — почти единственного богослова со строго православными и, в то же время, устойчивыми по отношению ко всякому ветру учения (Еф. 4, 14) воззрениями( [340]), абсолютно свободного и от той атмосферы богословского модернизма, которая господствовала в Свято–Сергиевском богословском институте в Париже, и в которой находился о. Иоанн Мейендорф( [341]). После выхода книги о св. Григории критика со стороны вл. Василия, вероятно, помогла о. Иоанну в будущем избавляться от модернизации воззрений святых отцов( [342]).
337
Помимо тех авторов, о которых будет сказано ниже, здесь следует назвать С. Н. Булгакова (о котором уже достаточно сказано) и А. Ф. Лосева (о котором говорить нет смысла по причине его слишком малой известности в русском зарубежье к 1950–м гг.).
338
См. выше, ч. II, гл. V, прим. xxiii. Указанная здесь глава, в которой автор так близко следует Лосскому и о. Флоровскому, является средоточием историко–богословской части настоящей книги (за ней остаются только экскурсы, а предшествующие 4 главы имеют более общий и подготовительный характер; только в V гл. автор подходит вплотную к изложению специфики учения св. Григория Паламы). Свое отношение к Лосскому и к о. Флоровскому о. Иоанн выразил печатно в предисловиях к их трудам (Introduction // V. Lossky. Vision de Dieu. (Bibliotheque orthodoxe) Neuchatel 1962. 7–9; Предисловие // Г. Флоровский. Пути русского богословия. Париж 19812; 19884. С. V–X), но нелегко удержаться, чтобы не процитировать еще и последнее его интервью: «Я являюсь абсолютно и почти безоговорочно учеником отца Георгия Флоровского…» (Православное свидетельство в современном мире // Прот. И. Мейендорф. Православие и современный мир. Минск 1995. 53).
339
См. ч. II, гл. V, прим. 2. Из множества посвященных ему некрологов укажем тот, в котором приводится библиография: E. Voordeckers. In memoriam. Basile Krivocheine (1900–1985) // Byzantion. 1986. 56. 5–15.
340
Мы не случайно обращаем внимание на такую черту, как устойчивость богословских убеждений. В XX в. она была крайне нехарактерна для тех православных богословов, которые пытались мыслить традиционно и, в то же время, поддерживали живой контакт с учеными и богословами Запада. Быть может, сопоставимый с вл. Василием пример — о. Думитру Станилоаэ. О. Георгий Флоровский (1893–1979) — яркий пример обратного: даже после преодоления «евразийского соблазна» (название его работы), вся его ученая и богословская деятельность — как бы внешнее проявление постоянной полемики с самим собой, преодоление следующих «соблазнов». В довоенный период в качестве главного объекта «преодоления» выступало соловьевство, а в послевоенный (особенно с 1960–х гг.) — экуменизм. О. Флоровский после своего выхода из Американской «Митрополии» (или, как она себя называет, Американской автокефальной церкви — где был о. Мейендорф) перешел в юрисдикцию Константинопольского патриархата, но своим последним принстонским студентам — «кoнвертам» советовал не следовать своему примеру, а идти либо в Русскую Зарубежную Церковь (в которой о. Георгий начинал свое служение еще в Югославии), либо к грекам–старостильникам. По благословению о. Георгия, один из его учеников принял Православие от иерархии Священного Синода Истинно–православных христиан Греции (возглавлявшегося архиеп. Афинским Авксентием), и в настоящее время является одним из старостильнических греческих епископов в Америке (Bishop Auxentius. The Old Calendar Greek Church. A Personal Testimony // Bishop Chrysostomos, Bishop Auxentius, Bishop Ambrose. The Old Calendar Orthodox Church of Greece. Etna, CA 19944. 83–88). Вся эта эволюция о. Флоровского только при поверхностном взгляде кажется проявлением непостоянства веры. Непостоянство у него было, но не в вере, а в выводах из нее. В его эволюции видна совершенно неуклонная последовательность, с которой он приходил к выводам, все более и более соответствующим его вере в Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь. Сложность его пути дает представление, скорее, о дистанции между православной верой в Церковь и тем представлением о Православии, которое имело хождение среди верующей интеллигенции. О богословии и биографии о. Флоровского см.: Георгий Флоровский: священнослужитель, богослов, философ / Общ. ред. Ю. П. Сенокосова. М. 1995; Ch. Kunkel. Totus Christus. Die Theologie Georges V. Florovskys. (Forschungen zur systematischen und okumenischen Theologie, 62) Gottingen 1991.
341
Ярким выразителем «парижского» духа был как раз непосредственный руководитель о. Иоанна в Свято–Сергиевском институте — архим. Киприан Керн. Но в исследовании о. Иоанна о св. Григории его влияние сводится к нескольким частностям. Разумеется, о. Иоанн ссылается на книгу Керна по антропологии св. Григория Паламы, но конкретных сведений заимствует оттуда очень мало (в самой этой книге их меньше, чем можно решить по названию). По–настоящему интересно влияние Керна сказалось в мариологическом экскурсе в последней главе, где о. Иоанн опирается на одну из его статей.
342
Вестник Русского Западно–Европейского патриаршего экзархата. 1960. N 33–34. 101–102 (здесь и ниже, говоря о непосредственных откликах на книгу, я использую материалы И. П. Медведева). Ср. выше, ч. II, гл. V — где модернизации больше всего — и примечания к этой главе, где приводятся некоторые из более поздних оценок о. Иоанна.