В истории, при всех колебаниях ее отдельных изменений, прокладывает себе дорогу некоторый прогресс. Но он совершается не по чистой случайности. Здесь правит закономерность. Если бы это было не так, то многочисленные противоположные цели, стремления и действия людей должны были бы взаимно погашать друг друга. Тогда мы имели бы не историю, а вечный застой. А коль скоро это не так, значит, должны существовать законы, которые способствуют историческому прогрессу. То характерное обстоятельство, что в обществе движение вызывают своими действиями сознательные существа, люди, «нисколько не изменяет того факта, что ход истории подчиняется внутренним общим законам».
Определяется ли история законами духа?
Некоторые буржуазные ученые заявляют: мы признаем, что применительно к материальной технике можно говорить о неизбежных, неотвратимых общих законах. Они соглашаются с тем, что технический мир одинаков для всех людей и для всех «имеет значение». Об этом свидетельствует то, что технические знания и технические объекты, где бы они ни были открыты или созданы, вслед за тем распространяются по всему свету и всюду находят применение, если только общество достаточно развито для того, чтобы их воспринять. Глобальное воздействие технических открытий общеизвестно.
Наши противники признают также, что это глобальное воздействие (универсальность) затрагивает все предметные и духовные сферы, все технологические приемы, средства общения и информации и связанную со всем этим научную картину мира. Однако затем в аргументации буржуазных обществоведов следует большое «но». Дескать, это еще далеко не все. Остаются еще высшие духовные, культурные области (религия, искусство и т. д.), которые образуют «подлинно» человеческое в человеке. А в отношении этих областей вышеупомянутые законы не имеют силы. Более того, эта духовная жизнь человека, говорят наши противники, в конечном счете определяет развитие нашей культуры.
Итак, сначала признается тот факт, что в истории бесспорно имеются повторяемость, однородность, а вследствие этого закономерность. Оспаривать это было бы затруднительно ввиду того, что основополагающие социальные системы — первобытное общество, рабовладельческий строй, феодализм, капитализм и социализм,— где бы они ни возникали, повсюду обнаруживали фундаментальную общность своих характеристик. Сегодня или 150 лет назад в Японии, Англии или Америке, у белых или цветных народов — нигде не существовало и не существует рабства без рабов и рабовладельцев, капитализма — без наемных рабочих и капиталистов. Повсюду определенной основной форме экономической жизни соответствует основная форма духовной, политической, культурной жизни.
Например, повсюду, где господствует свободная конкуренция частных собственников, формируется буржуазно-демократическое политическое течение или даже буржуазно-демократический государственный строй. Раз в экономике есть конкуренция, значит, она должна быть и в политике. Действительно ли претворится в жизнь соответствующее представление и в какой мере оно претворится, уже другое дело. Но само буржуазное представление о демократии не зависит от расы, нации, культуры. Далее. Повсюду, где властвуют громадные предприятия — монополии, подчиняющие себе производство и рынок, возникают крайне враждебные свободе, а при определенных условиях фашистские политические движения и государственные порядки. И это также определяется не национальными, расовыми или культурными факторами. Подобные идеи и противоположные им течения возникают независимо от расы, нации, климата и т. п., поскольку они соответствуют определенному соотношению интересов.
Как формируются эти соотношения интересов? Что является их общим, сообразно обстоятельствам повторяющимся в многообразии расовых, национальных, культурных, климатических, географических проявлений, однородным условием? А значит, что представляет собой тот главный фактор, который закономерно определяет общественную жизнь, в том числе и культурный прогресс? Существует только один такой фактор: одинаковый — в наших примерах капиталистический — способ производства, его развитие. Но об этом мы поговорим более обстоятельно несколько ниже.