Насколько нам известно, только со II века христиане стали называть «Новым Заветом» корпус своих писаний, что, в конечном счете, породило именование Писаний Израилевых «Ветхим Заветом». И лишь спустя несколько столетий христиане Латинских и Греческих церквей пришли к широкому консенсусу[22] относительно 27 книг, входящих в нормативное/ каноническое собрание. В следующем подразделе мы коротко рассмотрим историю канонизации новозаветных текстов.
Идея, что потенциальным читателям НЗ нужна сопутствующая информация, возникла давно. Подробности о книгах НЗ (авторы, обстоятельства написания) содержались в «Прологах», прилагавшихся к Евангелиям и некоторым Посланиям (с конца II века, если не раньше), а также в так называемом Фрагменте Муратори (примерно того же периода)[23]. Первой, известной нам вводной работой, озаглавленной как и наша, было короткое «Введение в Божественные Писания» Адриана — своего рода трактат о герменевтике, способах толкования Библии[24]. В следующую тысячу лет различные сочинения, которые можно отнести к введениям, собирали и повторяли информацию о библейских книгах, воспринятую из преданий. Однако честь быть первым научным введением в НЗ выпала на долю серии работ, написанных в 1689–1695 годы французским священником Ришаром Симоном, который исследовал, как новозаветные книги создавались и сохранялись в различных текстах и переводах. Протестанты и католики более традиционного склада сочли его выводы скандальными.
К концу XVIII и в течение всего XIX века «Введения» стали средством выражения противоречивых мнений об истории раннего христианства, так как ученые относили различные книги НЗ к различным школам I и И веков. Отчасти эта тенденция нашла продолжение на современной американской сцене во «Введениях в НЗ», написанных Норманом Перрином (1–е издание) и Хельмутом Кёстером. Однако, как видно из библиографии в конце данной главы, в наши дни существует широкое многообразие «Введений в НЗ», многие из которых не выстраивают глобальных теорий о раннехристианской истории, а просто дают информацию о книгах.
Многие люди полагают, что у христиан всегда была Библия, как теперь, и что христианские писания существовали изначально. На самом деле, формирование НЗ (в том числе создание и сохранение книг, написанных учениками Иисуса), произошло далеко не в одночасье.
Как мы уже говорили во вводном разделе («Полезная информация о Библии»), во времена Иисуса у иудеев уже существовало представление о священных текстах — Законе, Пророках и других книгах; именно эти тексты первохристиане и называли Писанием. Почему же первохристиане не спешили создавать собственные книги? Одна из основных причин состояла в том, что Иисус не оставил после себя записи своего учения (в отличие от Моисея, которому предание приписывало авторство Пятикнижия). Ни из чего не видно, что Он при жизни записал хоть слово или заповедал ученикам сделать это. Соответственно, весть о Царстве Божьем, явленном в Иисусе, не опиралась на письменные тексты. Кроме того, первохристианские поколения были полны эсхатологических чаяний: они считали, что приблизились «последние времена», и что Иисус скоро вернется. Отсюда их клич: «Маранафа» (= Marana tha, 1 Кор 16:22); «Гряди, Господи Иисусе» (Откр 22:20). Ожидая скорого Конца, христиане не стремились создавать книги для будущих поколений (ибо этих поколений не будет).
Послания. Поэтому не случайно, что первая известная нам христианская литература — письма. Они не противоречили эсхатологическому горению, ибо отвечали на острые и актуальные проблемы. Павлово авторство этих писем проясняет еще одну причину возникновения христианской литературы. Павел был странствующим апостолом, который проповедовал об Иисусе в одном городе, а затем переходил в другой. Письма были его средством общения с новообращенными, жившими вдали от него[25]. Таким образом, в 50–е годы I века н. э. Павел написал самые ранние из дошедших до нас христианских текстов: 1 Фес, Гал, Флп, Флм, 1 и 2 Кор, Рим. Каждому из этих писем присущи своя тональность и свои акценты (в зависимости того, что Павел хотел донести до адресатов). Этот факт показывает, сколь опасно делать обобщения относительно Павлова богословия. Павел был не систематическим богословом, а миссионером, который в одних ситуациях подчеркивал одни аспекты веры в Иисуса, в других — другие, доходя подчас до (кажущейся?) непоследовательности. Некоторые ученые делают иногда далеко идущие выводы на том основании, что Павел не упоминает о каких‑то взглядах или обычаях. Скажем, о евхаристии он упоминает только в одном письме, да и то, в основном, из‑за нарушений в евхаристической трапезе коринфской общины. Если бы ему не представился этот случай, могла бы возникнуть научная теория, что в Павловых церквах не было евхаристии (ибо разве мог Павел написать так много, не упомянув о такой важной стороне христианской жизни?).