Через пять дней после государственного переворота влиятельная газета “Moniteur” опубликовала статью, которая развешивалась на стенах домов и в которой предъявлялись требования к новому режиму. “Изменится ли наша Республика, чтобы стать лучше? - вопрошалось в ней. - Или она выкажет старые ошибки, не имея смелости признать их и исправить? Будет ли она и дальше преклоняться перед политическими пристрастиями, которые расшатали наше законодательство, наше правительство? Или же она проявит мудрость, найдёт в себе силы возродить, наконец, идеи великие и провозглашающие свободу, солидные принципы, без которых невозможна стабильная организация общества?” В статье не только проклинался режим Директории, его главные протагонисты “без талантов и принципов”, жившие в мире страстей и преступлений, которые они не имели силы подавлять в себе и наказывать в других. Но и отвергался прогрессивный налог, который превратился в несчастье для мелких вкладчиков капитала, тщетно пытавшихся компенсировать то, что у них отбиралось в казну, опустошаемую воровством, дезорганизованностью и тупостью. “Мы не имеем ни подлинной конституции, ни правительства, мы хотим и того и другого... Франция желает величия в делах и идеалах, без чего невозможна стабильность; нестабильность же её погубит, - это настоятельное требование, о коем она напоминает новой власти. Франция не желает того, что было до революции, но она хочет единства в действиях власти, когда власть исполняет законы. Франция хочет, чтобы её представители её защищали, а не будоражили. Она хочет, чтобы они были умеренными консерваторами, а не турбулентными новаторами. Она хочет, наконец, собирать плоды десяти лет своих жертв”.
Следуя этим требованиям, Наполеон вымел торгово-спекулятивную буржуазию в лице её представителей от исполнительной власти. Вместо них он привлёк к власти людей подлинных талантов, способностей, и дал Франции величие политических принципов и замыслов, идей и новых решений назревших исторических задач. Несколькими волнами он провёл массовую чистку среди чиновников, избавляя государственный аппарат от наиболее одиозных взяточников и мздоимцев. Он восстановил централизованную государственную машину; самым решительным и безжалостным образом истребил и подавил бандитизм; ввёл такие налоги, которые постепенно оживили производство.
Всей своей деятельностью в качестве политика, руководителя государства, Наполеон I служил интересам французской промышленной буржуазии, яростно защищал интересы национальной промышленности. Это почувствовалось уже по прошествии нескольких дней после государственного переворота: курс всех акций стал подниматься, доверие владельцев промышленности и негоциантов к власти возрастало, денежное обращение на глазах восстанавливалось, а государственная казна наконец-то стала получать деньги, пополняться от налогов. Начался стабильный и скорый рост промышленного производства, а Францию охватила созидательная лихорадка. Уровень жизни, национальный доход росли год от года высокими стабильными темпами. Волей авторитарного режима страна выползала из хаоса, население же стало реально превращаться в предприимчивое, деятельное общество со своим собственным, национальным видением остального мира, - и это был прямой показатель того, что именно промышленная буржуазия была подлинной сторонницей защиты национальных интересов.
После космополитических лозунгов начала буржуазной революции, затем хищного вненационального диктата групповых интересов режима Директории, - следом за их политическим фиаско придя к власти, режим Наполеона I, режим промышленной буржуазии вернул французам Францию, научил их гордиться тем, что они французская нация, французское общество. Это происходило в первую очередь потому, что сама промышленность без такого изменения общественных отношений, без их действительной демократизации не могла развиваться, получать прибыль, максимально эффективно защищать свои кровные экономические, а потому и политические интересы.
По французскому “сценарию” происходила демократизация экономических и политических отношений и в Италии, и в Германии, и в других европейских странах, которые переживали буржуазно-демократические революции и смену отношений собственности.
После знаменитых в Италии реформ по демократизации политической системы страны, проведённых выдающимся итальянским премьер-министром первого десятилетия начала ХХ века Джолитти, - после этих реформ, поразительно похожих по причинам, по характеру протекания и следствиям на те, которые у нас осуществил Горбачёв, - после этих реформ тоже начались процессы политической дезинтеграции феодально-бюрократического государства. Всего полвека как разные земли с различиями в языке, в политической культуре, в традициях были объединены в одну страну королевством Пьемонта, и демократизация неизбежно привела к подъёму местного сепаратизма. Италия стала неумолимо разваливаться противоречиями между интересами разных земель на части, что нанесло удар по производству, по промышленности. И здесь первыми приспособились, стали снимать сливки торгово-спекулятивные элементы. И здесь, в конце концов, промышленная буржуазия поддержала установление своего режима, режима фашиста Муссолини, чтобы подавить, отбросить от политики, от разлагающего влияния на политику торгово-спекулятивную буржуазию, которая привела страну к хаосу, отнимая у неё историческую перспективу. И здесь связанные с крупной промышленностью силы поставили задачу перед государством, перед режимом бывшего социалиста Муссолини, - задачу ускоренного создания национально организованного и единого итальянского общества, задачу наведения порядка посредством высокой централизации государственного управления.
В Германии схожие процессы происходили ещё нагляднее. В 1918 году буржуазно-демократическая революция свалила Прусскую монархию, всего полстолетия до этого военной силой объединившую отдельные германские государства в единую Германию. Развал центральной власти Прусской империи привёл к образованию местных правительств на прежней земельно-патриотической основе, ставивших местные интересы выше германских, что тоже в первую очередь ударило по производству, по промышленности, породило бурный рост финансового и политического влияния торгово-спекулятивной буржуазии. Как и в других странах при подобном развитии событий, спекулянты стремилась заполнить вакуум власти, который образовался при революционном устранении от неё аристократии и юнкерства. Для Германии, страны северной, не имевшей возможности опереться на южно-плодоносное сельское хозяйство или на запасы сырья, промышленное производство было основой основ экономического существования. Именно поэтому борьба за восстановление государственного единства, борьба против политического режима, в котором господствовала и процветала только торгово-спекулятивная буржуазия и порождённая ею среда коррумпированных чиновников, - эта борьба приняла столь ожесточённый характер и привела к власти Гитлера и национал-социалистов. Антиеврейскую направленность она получила только из-за того, что владельцы торгово-спекулятивного капитала и обслуживавшие их интересы политические силы были в значительной мере представлены евреями. Но проблема была не в евреях, как таковых. Торгово-спекулятивный капитал сам по себе, по своим кровным интересам космополитический и антигосударственный, он всегда и везде обслуживал и обслуживает интересы той страны, которая на данный исторический момент оказалась наиболее развитой, - а такой страной в 20-е годы становились США. И чем больше торгово-спекулятивный капитал в Германии ориентировался на импорт товаров из США, тем в большей мере он игнорировал промышленные интересы, национальные интересы самой Германии, превращая её в колониальный придаток с растущей безработицей и нищающим немецким населением. Это и стало причиной непримиримости политического противостояния немцев и евреев.