Во-первых, лингвист всегда должен иметь в виду только свои собственные интересы, т.е. интересы фактического изучения фактически существующих естественных языков. То, какие цели может преследовать математик или техник при изучении математической лингвистики, касается только самих математиков и техников, а не лингвистов. Поэтому расстаться лингвисту с традиционным языкознанием совершенно невозможно, поскольку именно оно накапливает фактические языковые материалы и является той единственной дисциплиной, которая призвана изучить и обобщить эти последние.
Во-вторых, конструирование математических структур и систем, само по себе не имеющее никакого отношения к лингвистике, хотя и пользующееся теми или иными ее материалами, может иметь свой настоящий научный смысл только в том единственном случае, когда мы уже хорошо знакомы с теми или иными категориями, наличными в языке и в разной степени осознанными в традиционной науке об языке. Если мы, напр., не знаем, что такое падеж, то структурно-математическое изыскание, как бы оно точно ни было, ровно ничего не даст для понимания падежа.
Необходимо начинать изучение языка снизу, т.е. с эмпирического обследования его фактов или хотя бы с простого их установления.
Установив тот или иной звуковой факт и чувствуя недостаточность традиционных методов для его осознания, мы можем обратиться к структурной лингвистике и попробовать применить ее методы. Но если мы не знаем самих фактов языка и не умеем фиксировать их хотя бы примитивно и приблизительно, никакие математические формулы ничего нам не дадут. Только, представляя себе падеж хотя бы в описательной и интуитивной форме, мы можем ставить себе цели структурно-математического и модельного его оформления. Иначе получается логическая ошибка, весьма характерная и частая для структуралистов, а именно petitio principii. Еще не известно, что такое падеж, а уже дается его математическая формула. Такого рода моделирование для лингвистики бесполезно.
В-третьих, необходимо помнить, что метод структурного моделирования есть метод абстрактный, априорный, дедуктивный. Все время необходимо сравнивать результаты этого метода с результатами фактического и эмпирического изучения естественных языков. Тут очень редко можно встретить полное отождествление. Так, напр., моделирование части речи, по О.С. Кулагиной, отнюдь не совпадает с тем, что мы называем существительным, прилагательным, местоимением и т.д. Те структурные типы, которые здесь удается установить, не охватывают всего смыслового богатства той или иной части речи. Следовательно, необходимо отдавать себе строгий отчет, какую группу изучаемых звуковых явлений захватила наша модель и какие явления еще остаются непродуманными. Иначе говоря, цели эмпирического исследования языков и здесь остаются для лингвиста единственными. Мы часто осуждаем наличие в наших грамматиках огромного количества правил и такого же огромного количества исключений из этих правил. А ведь тем не менее подобного рода метод изучения языка, пусть в данном случае и беспомощный, только и давал до сих пор возможность конкретно соприкоснуться с бесчисленными смысловыми возможностями языков. Иной словарь составлен очень сумбурно. Но раз он дает пусть и сумбурное перечисление всех значений данного слова, он все же бесконечно ближе к фактическим смысловым богатствам языков, чем отвлеченная математическая формула. Насколько трудна, неопределенна, скользка и полна всяких исключений установка языковой модели, можно видеть по статье Г.С. Цейтина «К вопросу о построении математических моделей языка». (Доклады на конференции по обработке информации, машинному переводу и автоматическому чтению текста, вып. 3, М., 1961). Сам Г.С. Цейтин постоянно употребляет такие выражения, как «близость» и притом «в определенном отношении» соответствующей математической конструкции к «свойствам реального языка». Анализирующие модели, которые возникают из операций над определенным кругом языковых явлений, «наталкиваются на трудности, вызванные сложностью структуры исходного объекта – языка». Синтезирующие модели, в которых «первоначально создается независимо от языка некоторая математическая конструкция, а затем проверяется ее соответствие действительному языку», тоже могут обладать разной точностью. Построение алгоритмического процесса, порождающего множество грамматически правильных фраз языка, тоже никогда не может быть надежным, и соответствующая модель тоже «не должна воспроизводить в точности все детали языка». Наконец, во всей этой статье Г.С. Цейтина нет ровно ни одного конкретного примера построения языковых моделей. Ясно, что теория языковых моделей в настоящее время находится только в эмбриональном состоянии.