В терминах фигуры и фона это можно описать так: вначале фигурой выступала только приманка; переструктурирование же приводит к тому, что в фигуру входит также и орудие, до того бывшее частью недифференцированного фона.
Усмотрение новых отношений — центральный момент творческого мышления человека, и на основе принципов гештальтпсихологии были проведены исследования в этой области с использованием метода «рассуждения вслух».
Вот, например, одна из классических задач, использовавшихся при исследовании К. Дункером (1903—1940): как избавить больного от злокачественной опухоли во внутренней полости тела (например, в желудке) при помощи Х–лучей, обладающих абсолютной проницаемостью и при определенной интенсивности разрушающих любую ткань?
Проблема, как вы понимаете, заключается в том, что лучи разрушают не только больную ткань, но и здоровую. Как этого избежать? Попробуйте решить задачу сами, проследив по возможности за ходом решения (хотя это и не будет гештальтпсихологическим методом работы). В конце рассказа о гештальтпсихологии мы приведем ответ.
Идеи гештальтпсихологов оказались чрезвычайно эвристичными: по существу, был открыт новый способ психологического мышления. Не отказавшись от традиционного для того времени предмета психологии — сознания, — они предложили новые принципы его рассмотрения. Несмотря на то, что в «чистом» виде это направление в современной психологии практически не представлено, а ряд положений частично обесценился (например, было показано, что восприятие определяется не только формой объекта, но прежде всего тем значением, которое оно несет в культуре и в практике конкретного человека), многие идеи гештальтпсихологов оказали глубокое влияние на развитие и возникновение ряда психологических направлений. Так, упоминавшийся необихевиорист Э. Толмен, рассматривая поведение как целостный феномен и вводя представление о когнитивных картах, сближает бихевиоризм с гештальтпсихологией; идея целостности широко проникла в психоневрологию, психотерапевтическую практику; исследования мышления в гештальтпсихологии во многом определили идею проблемного обучения (то есть такого, при котором учащемуся предлагают задачи, способ решения которых ему неизвестен, и он открывает его сам).
Мы особо остановимся на одном авторе, который, не являясь «чистым» гештальтпсихологом, заимствовал у этой науки ряд принципов, которые распространил за пределы психологии познавательных процессов — в область психологии личности.
Германский (позже — американский) психолог Курт Левин (1890—1947) вошел в историю науки как автор так называемой «теории поля». Вслед за гештальтпсихологами (с которыми он одно время непосредственно сотрудничал) Левин полагал, что образ мира формируется сразу как целостность, и это происходит в данный момент как инсайт. Понятие «поле» связывается Левином с системой объектов–побудителей человеческой активности, существующих «здесь и сейчас» в его психологическом, субъективном пространстве. Поле напряжено (аналог физического поля; как и гештальтисты, Левин утверждал тождество физических и психологических закономерностей), когда возникает нарушение равновесия между индивидом и средой. Это напряжение нуждается в разрядке, что осуществляется как реализация намерения. При реализации намерения объекты, в которых человек не испытывает более потребности, теряют свою побудительную силу.
Например, если мы хотим есть, то появившийся в поле зрения бутерброд как бы «притягивает» нас (в терминах Левина имеет положительную валентность), но, удовлетворив голод иначе, мы теряем к нему интерес.
Ситуация, в которой поведение человека определяется объектами поля, называется «полевое поведение»; его «нормальный» вариант предполагает, что объект управляет поведением в силу того, что соответствует потребности. Возможны, однако, варианты, когда человек начинает подчиняться случайным объектам. Левин показывает это экспериментально (для него вообще характерно, что основные положения были подкреплены очень изобретательными опытами и наблюдениями):
испытуемые, оставшись в комнате одни в ожидании экспериментатора, то есть не имея никакой особенной цели, начинали вести себя в соответствии с тем, что «предлагали» им окружающие предметы: листать лежащую на столе книгу, позванивать в стоящий там же колокольчик, подергивать занавеску и т. д.
Ситуативно такого рода полевое поведение возникает в жизни каждого (к примеру, оказавшись в битком набитом вагоне метро возле настенной бумаги «Правила пользования метрополитеном», мы отчего–то начинаем ее читать, не имея никакого специального к ней интереса); но, будучи стилистической характеристикой, является признаком патологии.
В дальнейшем от поведения индивида К. Левин перешел к проблеме внутригрупповых отношений, при этом группу он также рассматривал как целое, внутри которого действуют особые силы сплочения.
Ответ на задачу К. Дункера: нужно использовать не один источник излучения (как это обычно видится при первоначальных попытках решить задачу), а несколько, таким образом, чтобы лучи слабой интенсивности, каждый из которых не обладает разрушительной силой, фокусировались на больной ткани, где их суммарного воздействия будет достаточно для избавления от опухоли.
Рассмотренными нами направлениями — психоанализом, бихевиоризмом, гештальтпсихологией — не исчерпываются, разумеется, теории, возникшие или набиравшие силу в период «открытого кризиса», равно как не следует считать, что крупнейшие из последующих зарубежных подходов непосредственно вытекают из названных (хотя, как мы уже говорили, психоанализ и бихевиоризм, прошедшие серьезную эволюцию, существуют и в настоящее время).
Экзистенциально–гуманистическая психология
Новая ситуация, сложившаяся в мире в связи с последствиями первой и в особенности второй мировой войн, безумие фашизма обратили психологическую мысль запада к новой проблематике — смысла (или бессмысленности?) бытия, трагизма бытия, свободы (или несвободы?) личности, одиночества (или неодиночества?) человека, его ответственности, жизни и смерти — к проблемам, разрабатывавшимся в философии экзистенциализма. Помимо того, что эта философия повлияла на многих неофрейдистов (мы уже называли К. Хорни, Э. Фромма и других), она вызвала к жизни новую психологию, пересмотревшую базовые основания предшествующей и во многих отношениях противопоставившую себя как бихевиоризму, так и психоанализу прежде всего в понимании подлинной природы человека. Это направление в целом часто обозначается как экзистенциально–гуманистическая психология. Здесь не место обсуждать различия между течениями внутри данного направления; мы рассмотрим некоторых наиболее ярких его представителей.
В 1964 г. в США состоялась первая конференция по гуманистической психологии. Ее участники пришли к выводу, что бихевиоризм и психоанализ (они были обозначены как две главные на тот момент «психологические силы») не видели в человеке того, что составляет его сущность именно как человека. Вы уже имели возможность убедиться, что и психоанализ (во всяком случае, ортодоксальный, фрейдовский), и бихевиоризм в его классической форме рассматривали человека с позиций естественнонаучных: у Фрейда человеческая нравственность и духовность рассматривались не как самостоятельные реалии, а как следствие сложностей психосексуального развития и, соответственно, вторичные, производные от влечений и их судьбы; в бихевиоризме же (за исключением некоторых вариантов социобихевиоризма, который формировался в те же годы, что и гуманистическая психология) такие вещи, как свобода, достоинство человека и др., не только не рассматривались, но устами известного вам Б. Скиннера были объявлены фикциями, то есть искусственно созданными и не имеющими отношения к реальности понятиями. Гуманистическая психология обозначила себя как «третья сила» в психологии, противопоставленная психоанализу и бихевиоризму.