расстройства — паралича руки. Отсюда видно, что психика и телесный организм,
воображение в воля составляют единое целое, что реальные мысли, нравственные
чувствования, фантазии и мечтания живут в едином энерго-смысловом поле. Всякая
мысль как-то мотивирована, заряжена энергетически. Всякое желание так или иначе
осмыслено. “Мысле-желания” взаимодействуют, они способны “переосмысляться” и
обмениваться энергией. В результате достигается максимально возможное
психическое “равновесие”. Тот, у кого больше развит интеллект и к тому же
воспитан в строгих правилах, с трудом достигает равновесия и больше подвержен
неврозу. Не только физическая невозможность действовать, страх или моральный
запрет могут быть причиной вытеснения, но также и сила воображения.
Типичный случай истерии описывает в своих мемуарах Мариетта Шагинян. Известная
писательница советской поры училась в Смольном институте благородных девиц.
Однажды к ней в комнату зашла ее старшая приятельница и стала рассказывать свою
любовную историю, которая показалась Мариетте бесстыдной и отвратительной. И вот
она стала шептать про себя: “Господи, сделай так, чтобы я не слышала”. В
какой-то момент она заметила, что губы приятельницы продолжают шевелиться, но
звук исчез. Когда подруга ушла и вернулись другие девушки, Мариетта удивилась
тому, как они тихо говорят. Вскоре она обнаружила, что стала плохо слышать.
Полуглухой она так и осталась на всю жизнь. Пройди она своевременно курс
лечения, глухота, возможно, исчезла бы.
Трудность лечения истерии состоит в том, что врачу первоначально неизвестны ни
причина вытеснения, ни смысловая связь между вытесненным влечением и симптомом.
Симптом может быть значительно удален от репрессированной функции. Кроме того —
структура психического бессознательного у разных людей — неодинакова, отдельные
органы представлены в ней с разной силой и по разному ассоциированы. Все это
нужно учитывать психоаналитику, когда он ищет причину истерии.
До появления психоанализа психиатр советовал больному, страдающему навязчивыми
идеями, развлечься, съездить на курорт, принять какое-нибудь успокоительное. “Мы
так не поступаем”, — говорит Фрейд. Услышав, к примеру, что пациент испытывает
желание зарезать близкого родственника, к которому питает самые добрые чувства,
Фрейд, прежде всего, убеждает пациента, что глубоко заинтересовался его
проблемой и призывает отнестись его к своему желанию с полной серьезностью.
“Когда у вас появилось желание убить вашего родственника? Каким оружием вы
хотели бы воспользоваться? В какой обстановке было бы лучше нанести удар? В
какое место? Задавая подобные вопросы, Фрейд настаивал на том, чтобы пациенты
сообщали все, что приходит им в голову — любые пустяки, мысли и мечтания, даже
самые неприличные. Отказ от внутренней цензуры он называл “основным правилом
психоанализа”. Следуя ему, он получал “сырой материал”, “руду” воспоминаний,
желаний, фактов, из которого, будучи знаком с биографией пациента, мог извлечь
“драгоценный металл” — смысловое содержание вытесненного аффекта. Зная об этом
аффекте, можно было тем или иным способом заново его пережить с тем самым
смыслом, который был вытеснен, поскольку сознательной личности он представлялся
чудовищным, постыдным или страшным. Результатом всего этого неприятного
переживания, инициированного врачом, было освобождение от подавленного аффекта и
вызванного им симптома.
Неправильно было бы думать, что психоаналитик, побуждая пациента к свободному
ассоциированию, рассчитывает обязательно отыскать в его памяти сильное
болезненное переживание. Психоаналитик исходит как раз из того, что переживание
не состоялось из-за сопротивления, оказанного ему моральной цензурой, в
результате чего и возник симптом. Импульс, который должен был вызвать
переживание, едва лишь вступив на порог сознания, сразу был отвергнут, вытеснен.
В бессознательном он подключился к легализованным механизмам разрядки и стал,
таким образом, нарушителем порядка. Задача психоаналитика — заставить пациента
осознать и отреагировать на вытесненный импульс “задним числом”.
Одна из пациенток Фрейда стала жертвой тяжелой истерии после того, как
неожиданно умерла ее сестра. Из бесед с женщиной Фрейд установил, что у сестры