физиологии и энергично возражал, когда его называли философом. Он хотел
исследовать психику человека путем беспристрастного и детального наблюдения. В
университете Фрейду повезло с учителями. Это были специалисты высшего класса:
Дюбуа-Реймон, Гельмгольц, Вирхов, Брюкке. Все они считали себя
“антивиталистами”, не признавали скрытых “жизненных сил” и явления жизни
объясняли действием физических и химических законов. Уже в молодости Фрейд
сформировался как ученый, атеист и лабораторный исследователь, верящий, что
когда-нибудь все духовно-психические явления будут сведены к мозговым процессам
и объяснены в терминах физики, химии и биологии. Работа в лаборатории ему
нравилась, но он никогда не оставлял своих философских размышлений. Регулярно
посещал лекции известного философа Франца Бретано, перевел на немецкий Джона
Стюарта Милля.
Уже в студенческие года Фрейд проявил свой исследовательский талант. Увлеченно
занимаясь в физиологической лаборатории под руководством Г. Брюкке — ученика
Гельмгольца — он изучает анатомию морских ежей, исследует строение нейронов
мозга, открывает анестезирующие и антидепрессивные свойства кокаина, уверенно
рекомендуя его в качестве лекарства всем своим знакомым. Главным
исследовательским орудием Фрейда был микроскоп. Будучи скрупулезным
наблюдателем, он не оставлял без внимания малейшие детали препарата.
Уже к 29 годам Фрейд становится доктором медицины, а затем приват-доцентом
Венского университета. В начале девяностых годов, имея за плечами почти
двадцатилетний стаж исследовательской работы, ряд удачных публикаций, авторитет
ученого, он внезапно делает крутой поворот, оставляя научные занятия и вступает
в новую для него область медицинской психиатрии, полную таинственных явлений, не
поддающихся рациональному объяснению. Он намеревается заняться лечением
истерических неврозов — довольно распространенной, “модной” в то время болезни
венской интеллигенции.
Что толкнуло его на это шаг?
Подспудной причиной был по-прежнему интерес к “природе человека”, к сокровенному
“ядру“ человеческой личности; желание понять корни разума и его работу. Но
конкретных поводов было несколько. Во-первых, помолвка с Мартой Бернейс.
Укрепить свое финансовое положение перед вступлением в брак Фрейд надеялся с
помощью медицинской практики. Второй повод — знакомство с великим Жаном Шарко —
французским психиатром, лечившим истерию с помощью гипноза. Фрейд отправился в
его клинику Саль-Петриер под Парижем с целью стажировки, как начинающий
психиатр. И стал свидетелем удивительного зрелища: послушные голосу Шарко,
параличи, контрактуры, конвульсии, потеря чувствительности, спазмы и другие
истерические симптомы пропадали и возвращались на глазах изумленной публики.
Шарко действовал как маг и артист. Глядя на его работу Фрейд почувствовал, что
психиатрическая клиника может стать местом новой, театрализованной медицины,
основанной на словесном взаимодействии врача и больного.
Фрейд к моменту знакомства с Шарко был сложившимся ученым. Подобно своим
учителям — Брюкке, Гельмгольцу — он свято верил в законы физики и термодинамики,
в то, что психические явления детерминированы физиологическими процессами в
мозгу и теле человека. Он был весьма удивлен тем, что источником болезни и
способом ее устранения могли быть чисто словесные воздействия. Шарко внушал
пациенту, что его рука больше не чувствует боли. И после этого спокойно
прокалывал руку булавкой. Отсюда было недалеко до вывода, что бытовые
психические травмы, эмоциональные и словесные воздействия, мысли определенного
рода, могут быть причиной соматических расстройств, истерического паралича,
потери чувствительности (осязания, слуха, зрения), навязчивых действий и
конвульсий. Эмоциональные заряды речи и мысли формировали установки психики,
которые при отсутствии внутренней психической защиты превращались в источник
болезни.
Замечательным казался следующий факт. Истерический паралич конечностей поражал,
как правило, не ногу или руку в анатомо-физиологическом смысле, а то, что
считалось “рукой“ или “ногой“ в общежитии. “Анатомия не существует или как бы
неизвестна для истерии”, — заметит позже Фрейд. Факт “идеогеничности” или