функционирования — патологического и нормального поведения, форм культуры, таких
как мораль, религия, искусство.
Постепенно у Фрейда складывается новое представление о человеке, отличное от
того, которое сформировалось в эпоху Просвещения и ставило в центр личности
универсальный общечеловеческий разум. Отказ от образа человека, управляемого
разумом, Фрейд называет “коперниканским переворотом” в психиатрии и философии.
Возмущенную реакцию общественности он объясняет тем, что сталкиваясь с
психоанализом, утверждающим, что в основе поведения и сознательных установок
лежит бессознательное ядро личности, связанное с природными инстинктами,
респектабельный человек викторианской эпохи чувствует себя уязвленным и
униженным. Ведь психоанализ трактует “культурную оболочку” личности — жесты,
слова, мысли, поступки — как маскировку и защиту животных инстинктов и
антикультурных влечений. Разуму предоставляется только роль слуги инстинктов,
страстей.
Однако было бы упрощением трактовать психоанализ как иррационалистическую
трактовку человека. “Голос разума — негромкий, но не умолкает до тех пор, пока
его не услышат”, — этот афоризм Фрейда можно было бы поставить эпиграфом ко
всему психоаналитическому учению. Действительно, психоанализ исходит из того,
что культурная оболочка личности, независимо от того, находится ли она в
нормальном или невротическом состоянии, одновременно скрывает и обнажает
истинные намерения. Предполагается, что разум врача, да и разум самого пациента
в силах понять причины психических затруднений, всякого рода страхов, депрессий,
навязчивых мыслей, и с помощью такого понимания освободиться от них. В
психоанализе соединяются характерные для нашей эпохи вера в разум и недоверие к
нему. Поэтому Фрейда можно назвать и “сыном Просвещения”, и человеком, стоящим
одной ногой в эпохе модерна. Генезис психоанализа как мировоззрения объясним
лишь на основе синтеза рационалистических и романтических мотивов,
позитивистских и антипозитивистских идей, спенсерианства и ницшеанства. Критика
психоанализа в адрес культуры и морали есть одновременно побуждение к тому,
чтобы выяснить их истинные основания.
Задумываясь над мотивами человеческих действий — как здоровых, нормальных, так и
патологических, Фрейд приходит к выводу, что все они обусловлены сексуальностью.
Сексуальный инстинкт — самый мощный среди других — присутствует в нас с самого
рождения и постепенно “обрабатывается”, шлифуется культурой, а в ряде случаев
грубо подавляется, что и приводит к неврозам. Сексуальная этиология неврозов
становится краеугольным камнем фрейдовской психотерапии. Он пишет ряд работ на
эту тему, выступает перед учеными. Именно тема сексуальности, которой Фрейд был
увлечен в первый период своей деятельности в качестве психоаналитика (1900-1914)
вызвала наибольшее возмущение в научных кругах и среди общественности. Фрейда
называли шарлатаном и сексуальным маньяком. В европейской науке у него нашлось
много оппонентов среди официальных авторитетов, хотя были и единомышленники. И
только в США после лекционного турне Фрейда и Юнга в 1909 году новаторский и
плодотворный характер психоанализа был принят сразу и безоговорочно.
Второй период творчества Фрейда (1914-1926) отмечен шоком от последствий мировой
войны, которая развеяла миф о прогрессе, гуманизме и разумности европейской
цивилизации. В массовых движениях и тоталитарных политических тенденциях явно
стали проступать агрессивные, иррациональные черты европейского человека. В этот
период Фрейд вводит в свою систему, наряду с сексуальностью “влечение к смерти”
и обращается к истолкованию с психоаналитической точки зрения феноменов толпы,
примитивной культуры, войн, массовых неврозов.
Третий и последний период — с 1927 по 1939 год отличаются сложностью и
противоречивостью исторических событий. Фрейд — уже старик. Прогрессирует его
болезнь. После аншлюса Австрии Гитлером он становится узником еврейского гетто.
Книги Фрейда в 1933 году публично сжигают на площади. Его сестры погибают в
газовых камерах. В этот период судьбы культуры, религии, цивилизации привлекают
Фрейда. Его мировоззрение окрашивается в скептические и пессимистические тона.
Он не стремится вырваться из венского гетто, где провел всю жизнь. Только