Следуя преподобному Макарию Египетскому, святитель Григорий понимает крещение как воскресение души, умершей в результате грехопадения. После крещения личность начинает новую жизнь уже не одна, а со Христом. Такое вполне реалистическое понимание крещения как начала новой жизни во Христе исключает всякое сведение смысла таинств к одной лишь символике. Для Варлаама Бог превыше света. Свет, который ученики Спасителя видели на Фаворе, ― лишь символ божественного присутствия, которым Христос воспользовался, чтобы «произвести впечатление» на апостолов. Для Паламы такой подход был бы законным до Христа. В Ветхом Завете мы видим лишь тени, символы, предвещающие реальность. Но Христос действительно, а не символически вошел в историю Фаворский свет был реальным божественным светом, которым действительно сияло тело Спасителя.
Такой подход очень трудно совместить с иерархиями псевдо-Дионисия: после прихода Христа нам не нужны ни посредники, ни промежуточные инстанции для истинного общения с Богом. Палама разрешает эту трудность следующим образом: иерархические триады отражают действительность, существовавшую до Христа. Воплощение упразднило необходимость посредников. Архангел Гавриил, принадлежащий к одному из низших ангельских чинов, был послан к Деве Марии с благой Вестью именно в знак отмены всех ветхозаветных рангов и структур. Точно так же и при Вознесении Христос привел в изумление всех ангелов ― привыкшие к определенному порядку, они вдруг увидели Человека, возносящегося превыше них во славу Отца.
В свете этого становится понятна терминология святителя Григория. В употребляемых им терминах ― «сущность», «энергия», «природа» ― нет ничего специфически христианского, все они восходят к Аристотелю. Согласно Аристотелю, всякая природа проявляется через энергию. Поэтому не существует предметов, не обладающих энергией, и, наоборот, при отсутствии энергии перестает существовать предмет. Кроме того, у Аристотеля знание о предмете дается исключительно посредством ощущения.
Святые Григорий Нисский и Максим Исповедник тоже пользовались термином «энергия». Отстаивая каппадокийское богословие, Григорий Нисский отвергал обвинения в тритеизме на основании того, что три Лица божественной Троицы обладают одной энергией, а потому в каждом божественном действии участвуют все три вместе, а следовательно, есть лишь один Бог и одно Спасение.
Преподобный Максим Исповедник учил, что во Христе присутствуют два естества и две энергии. В Нем человеческая и божественная природы соединились ипостасно, но сохранили каждая свои свойства (энергию и волю). Поэтому, соединяясь со Христом (то есть с Его единосущным нам человечеством), мы причащаемся Его божественной энергии (но не Его божественной природе), пронизывающей Его человеческую природу.
В таком же духе рассуждал и Григорий Палама. Поскольку Спаситель обладает нетварной божественной природой, Он является также источником нетварных энергий, а потому и свет Фаворский, который есть не что иное, как энергии Бога, также нетварен. Именно этот свет пронизывает Его тварную человеческую природу и делается доступным нам потому, что «божественность», то есть нетварность, есть «качество», способное передаваться от одной природы к другой. В этом смысл традиционного понятия обожения: тварь, причащаясь Богу, обретает «божественность», становится «нетварной», приобщается вечной жизни.
Отсюда Палама переходит к вопросу о божественной благодати. Благодать не есть нечто внешнее по отношению к Богу, она есть Сам Бог. В Воплощении Христа вследствие ипостасного единства человеческая природа обрела божественность и нетварность ― сущую природу Бога. Пребывая во Христе, мы тоже обретаем нетварную природу по благодати.
Западная мысль, в частности томизм, категорически возражает против концепции нетварной благодати. Согласно томистским взглядам, наша природа всецело тварна, и ничего нетварного нам принадлежать не может по определению. Мы не можем участвовать в божественной жизни, мистический опыт нам недоступен, а Христос принес в наш мир лишь прощение грехов, «оправдание» или своего рода амнистию. Святитель Григорий же, напротив, утверждает, что во Христе нам открылась возможность божественной жизни.
Противники учения Паламы часто неправильно приписывают ему утверждение о существовании как бы двух божеств, высшего и низшего, познаваемого и непознаваемого. В действительности Палама говорил нечто совсем другое, а именно, что
поскольку общение с Богом возможно и поскольку в Своей сверхсущностной сущности Бог абсолютно выше всякого общения, то между сущностью, в которой участвовать нельзя, и теми, кто участвует, существует нечто, делающее участие в Боге возможным.
Иными словами, святитель Григорий утверждает антиномию двух логически несовместимых истин: во-первых, что Бог по природе непознаваем, а во-вторых, что Откровение Божие в Иисусе Христе есть полное Откровение, устанавливающее интимность и единство между Богом и человеком, описанные святым Павлом как образ Тела, дающего человеку видение Бога «лицом к лицу». Для Паламы это не означает «видеть божественную сущность». Сверхсущий Бог никоим образом не может быть отождествлен ни с какой тварной идеей и менее всего с философской идеей сущности. Бог есть личный Бог.
Когда Бог беседовал с Моисеем, Он не сказал: «Я есмь сущность», но «Я есмь Сущий» (Исх. 3, 14). Ибо не Сущий исходит из сущности, но сущность ― из Сущего, так как Сущий объемлет в Себе целокупность Бытия.
Святитель Григорий настаивает, что Бог не есть идея или сущность. Он ― не энергия и не Бог философов. Он ― личный Бог. Он беседует с человеком. Моисей действительно слышал Его голос, он говорил не с сущностью, не с философской абстракцией. Личный Бог делится Собою с нами самым реальным образом, и это осуществляется через божественные энергии. Энергии, жизнь, присутствие ― какое бы название мы ни дали тому, что дает нам Бог, ― все они не есть сущность Бога, но через них нам сообщается вся полнота Его присутствия. Когда Святой Дух сошел на апостолов в Пятидесятницу, это было реальное присутствие Бога, а не абстрактной философской категории.
Энергии сообщаются личностям и сами носят личный характер, принадлежа, по существу, личному Богу. Они как бы «ипостасируются» в отдельных лицах. Когда мы почитаем святых, мы на самом деле чтим божественное присутствие в том или ином праведнике. Отдельные лица в истории были названы «друзьями Бога», и вообще люди могут действовать божественным образом, и поэтому в своем ближнем мы можем видеть Христа.
Из всего этого следует, что даже о спасении мы можем говорить лишь в личном смысле. Нельзя спасти вещи, культуру или абстрактные идеи ― спасены могут быть лишь люди, то есть личности, творящие культуру, идеи и пр. Через людей спасаются природа и достижения цивилизации, ибо человека невозможно изолировать от окружающей его среды, естественной и культурной, от его собственного творчества. Мы освящаем воду, елей и даже пчел, но освящаем их не самих по себе, а чтобы использовать их для человеческих нужд. В каком-то смысле мы освящаем не воду, а наше пользование водой. Даже Евхаристия не может служить ничем другим, кроме как пищей человеку. Поэтому Православию чужды западные догматы о пресуществлении и поклонении Святым Дарам вне евхаристической трапезы. Еще один интересный пример: говоря о крещении Византийской империи или же Руси, мы должны принимать во внимание древний подход. Крещение принималось через личность властителя, который олицетворял свою страну, страну же как таковую крестить нельзя.