Необходимо отметить, что большинство поучений строятся на метком противопоставлении, которое само по себе обусловлено свободным нравственным выбором человека; реже они строятся на сравнении или усилении смысла:
"Лучше смиряться духом с кроткими,
нежели разделять добычу с гордыми.
В полу бросается жребий,
но всё решение его — от Господа.
Лучше встретить человеку медведицу, лишенную детей,
нежели глупца с его глупостью.
Лучше блюдо зелени, и при нем мир,
нежели откормленный бык, и при нем раздор.
Что золотое кольцо в носу у свиньи,
то женщина красивая — и безрассудная.
Не обличай кощунника, чтобы он не возненавидел тебя,
обличай мудрого, и он возлюбит тебя.
На разумного сильнее действует выговор,
чем на глупого сто ударов.
Не отвечай глупому по глупости его,
чтобы и тебе не сделаться подобным ему;
но отвечай глупому по глупости его,
чтобы он не стал мудрецом в глазах своих".
(16, 11, 33; 17, 12; 11, 22; 9, 8; 17, 10; 26, 4, 5)
В вопросе отношения к обидчику и врагу автор Притчей, написанных в V в. до Р. Х., также идет дальше Моисеева Закона, который дозволял ненавидеть врага и воздавать ему за зло, и даже полемизирует с известным правилом нравственности:
"Не говори: как он поступил со мною,
так и я поступлю с ним, воздам человеку по делам его …
Милость и истина да не оставляют тебя …
напиши их на скрижали сердца своего..
Не говори: "я отплачу за зло";
предоставь Господу, и Он сохранит тебя.
Всё сделал Господь ради Себя,
и даже нечестивого блюдет на день бедствия
(последнюю фразу можно понимать двояко: как орудие Божие, посланное для вразумления других, или "хранит до последней надежды на раскаяние")
Если голоден враг твой, накорми его хлебом;
и если он жаждет, напой его водою …
делая сие, ты собираешь горящие угли на голову его,
и Господь воздаст тебе
("горящие угли" — если он продолжает враждовать; в целом эта мысль перекликается с понятием о священном характере домашнего крова, символа Божьего покрова)
Не радуйся, когда упадет враг твой …
Иначе увидит Господь …
и Он Отвратит от него гнев Свой".
(24, 9; 3, 4; 20, 22; 16, 4; 25, 21–22; 24, 17–18).
В отличие от Экклезиаста автор Притчей сразу поясняет, что все пути человека проходят пред Господом, и сама мудрость есть не просто сумма житейского навыка:
"Начало мудрости — страх Господень …
благоговение к Богу — начало разумения".
И потому высшая человеческая мудрость (премудрость) есть совокупность интеллекта, жизненного опыта и обязательно памятования о Боге, страха Господня; короче: премудрость=опыт ума + вера в Ягвэ. Этой второй составляющей как раз и не хватает "мудрым века сего". Особое место в книге занимает тема отношения к женщине. Прежде всего, автор многократно предостерегает юношу от увлечения чужой женой или блудницей, ибо путь прелюбодеев и блудников превратен и бесславен:
"Не пожелай красоты (негодной женщины) в сердце твоем,
да не уловлен будешь очами твоими,
и да не увлечет она тебя ресницами своими,
потому что из-за жены блудной обнищевают до куска хлеба …
Может ли кто ходить по горящим угольям,
чтобы не обжечь ног своих?
То же бывает и с тем, кто входит
к жене ближнего своего …
Не спускают вору, если он крадет, когда … голоден
будучи пойман, заплатит всемеро …
Кто … прелюбодействует с женщиною, у того нет ума …
Множеством ласковых слов … увлекла (блудница юношу) …
Тотчас он пошел за ней,
как вол идет на убой, и как пес на цепь…"
Прелюбодеяние нечестно, глупо, кощунственно (из-за святости брака), в нем сомнительное минутное наслаждение сменяется горьким разочарованием и несвободой; гораздо мудрее познать радость и утешение в собственном браке, о чем говорится образно и даже с юмором:
"Пей воду из твоего водоема
и текущую из твоего колодезя.
Пусть не разливаются источники твои по улице,
потоки вод — по площадям;
Пусть они будут принадлежать тебе одному,
а не чужим с тобою.
Источник твой да будет благословен,
и утешайся женою юности твоей,
любезною ланью и прекрасною серною;
груди ее да упоявают тебя во всякое время;
любовью ее услаждайся постоянно.
И для чего тебе, сын мой, увлекаться постороннею
и обнимать груди чужой?
Ибо пред очами Господа пути человека,
и Он измеряет все стези его".
Конечно, жёны бывают разные, и автор неустанно порицает жену сварливую, а добродетельную восхваляет:
"…цена ее выше жемчугов.
Уверено в ней сердце мужа ее,
и он не останется без прибытка.
Она воздает ему добром …
во все дни жизни своей.
Добывает шерсть и лен,
и с охотою работает своими руками.
Она, как купеческие корабли,
издалека добывает хлеб свой.
Она встает еще ночью
и раздает хлеб в доме своем …
Задумает она о поле, и приобретает его;
от плодов рук своих насаждает виноградник.
Препоясывает силою чресла свои,
и укрепляет мышцы свои.
… руку свою подает нуждающемуся …
Она делает себе ковры,
виссон и пурпур — одежда ее.
… Уста свои открывает с мудростью …
и не ест хлеба праздности.
Встают дети — и ублажают ее,
Муж — и хвалит ее:
"Много было жен добродетельных,
но ты превзошла всех их…"
да прославят ее у ворот дела ее!"
Как и в Песни песней, автор прибегает здесь к знакомому нам приему, и мы не можем отделаться от ощущения, что за описанием еврейской женщины встает чей-то величественный женский образ, но на этот раз это не "дщерь Сиона", не Израиль. Это Премудрость Божия, которая в середине книги перестает описываться как необходимое человеку качество благочестия, а неожиданно персонифицируется:
"Не премудрость ли взывает? …
Она становится на возвышенных местах,
при дороге, на распутиях;
она взывает у ворот при входе в город:
научитесь, неразумные благоразумию …
У меня совет и правда,
я разум, у меня сила …
Мною цари царствуют
… и вельможи и все судьи земли.
Любящих меня я люблю,
и ищущие меня найдут меня …
плоды мои лучше золота … самого чистого
… Итак, дети, послушайте меня,
и блаженны те, которые хранят пути мои!
… кто нашел меня, тот нашел жизнь"