Современный бельгийский исследователь Коэн Деприк пишет: «Наш язык рефлексивен, но он принадлежит к рефлексивному, в своей основе, миру». Онтология, по его мнению, только тогда хороша, когда она является эпистемологически доступной; онтология – здесь он проводит аналогию с квантовой физикой – должна содержать своего собственного эпистемического агента, своего собственного наблюдателя.
2 ВЗГЛЯД НА ЯЗЫК В ИСТОРИИ КУЛЬТУРЫ. ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ: ПРОБЛЕМЫ НАУЧНОЙ И ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ ИНТЕГРАЦИИ НА РУБЕЖЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ
При всей привычности выражения «история науки» оно все еще нуждается в толковании. Уже самый поверхностный анализ обнаруживает его неоднозначность. Наиболее традиционное понимание истории науки трактует ее как историю накопления знаний, как исторический комментарий к современному содержанию науки. С другой стороны, можно говорить о развитии науки как цельной системы взглядов - и это уже совсем иной подход. Наконец, если наука, помимо прочего, является особым социальным институтом, имеет смысл говорить об истории этого социального института.
Поскольку речь здесь идет о лингвистике, в ходе дальнейшего рассуждения имеет смысл ограничиться материалом истории именно этой науки, не претендуя на универсальность выводов. Итак, оставляя пока в стороне историю науки как социального института, мы должны различать историю научных достижений и историю лингвистических взглядов.
Первый подход может быть условно обозначен как «история вопросов» в соответствии с типичным заголовком глав, параграфов и отдельных статей, написанных с позиций такого подхода. Хронологически «история лингвистических вопросов» может уходить сколь угодно далеко в прошлое, однако она характеризуется существенными содержательными ограничениями.
Внимание исследователя привлекают лишь те суждения, теории и концепции, которые связаны с генезисом современных представлений. (По сути дела, оказывается, что история лингвистических учений понимается как история современных лингвистических учений.) Задача сводится к тому, чтобы распределить по хронологической оси и связать с подходящими именами, например, параграфы академической грамматики. Это с неизбежностью приводит к фрагментарности общей картины истории лингвистики, к утрате внутренней логики в ее изложении.
Существует обширный корпус текстов, так или иначе связанных с изучением языка. С точки зрения современного языкознания одни из этих текстов сохраняют определенную актуальность, другие целиком относятся к прошлому, представляют, как принято говорить, «лишь исторический интерес». Как явствует уже из самой формулировки, этот «исторический интерес» рассматривается как нечто второсортное. Может быть, поэтому к идеям, концепциям и теориям, представляющим лишь «исторический интерес», не проявляет интереса даже история лингвистики. Понять это можно. Если строить историю лингвистики как «историю вопроса», то высказывания, не соотносимые непосредственно с какими-либо современными идеями, неизбежно остаются в стороне от нашего внимания. Однако если нас интересует реальный процесс развития нашей науки, то внимание к «устаревшим» тезисам становится не только оправданным, но и просто необходимым.
Историографическая концепция тем эффективнее, чем большее количество высказываний получает в ее рамках интерпретацию, чем меньше высказываний, интуитивно осознаваемых как лингвистические, оказываются для нее несущественными.
Ходячее выражение «система взглядов» имплицирует далеко не тривиальное представление об организации научного знания. Система есть множество, на котором заданы определенные отношения. Соответственно, смысл любого суждения о предмете определяется не только внутренним содержанием этого суждения, но и другими суждениями, входящими в систему. Современные концепции моногенеза языков мира не имеет смысла рассматривать как подтверждение библейского текста.
Точно так же нельзя понимать содержание сравнительно-исторической революции в языкознании как открытие «родства языков». Тот факт, что многие или все языки мира связаны между собой отношениями родства, был бесспорным для многих поколений европейских лингвистов задолго до возникновения сравнительно-исторического метода. Другое дело, что для выяснения характера этих родственных отношений докомпаративистская лингвистика не располагала сколько-нибудь четкими критериями, а само это родство лишь декларировалось, но не использовалось для объяснения языковых фактов.