Я сумрачно кивнула:
— Говорят, что у вас очень трудно работать. Чем вы там занимаетесь?
— Я работаю в отделе связей с общественностью, и это самое безумное место среди всеобщего безумия. Но я обожаю мою работу.
Он обожал ее! Мне не терпелось позвонить Абби и рассказать, что я познакомилась с настоящим сотрудником «Глориос пикчерс», и что он обожает свое дело, и что эта работа в точности такая, какой мы ее себе представляли, — веселая и безумная. Весь остаток вечера я следовала за Кларком, как маленький голодный спаниель; закидывала его вопросами, жадно ловя любую подробность о «Глориос», которую он великодушно бросал мне. Пит, пытаясь перекинуться с другом словечком, спросил, правда ли, что Уоксманы часто ссорятся.
— Ссорятся? Не то слово. Это больше похоже на рукопашный бой, — ответил Кларк. — Бывают дни, на них просто страшно смотреть.
— Например? — спросила я в надежде разжиться интимными сведениями для передачи Абби.
— Тони все время ворчит по поводу диеты Фила — это действительно форменное безобразие. Однажды Тони вошел в кабинет Фила, когда тот уписывал свой гигантский бифштекс с сыром. Тони наклонился к брату и заорал в самое ухо: «Давай жри! Ты сдохнешь, и мне достанется все!» Сам Тони много работает, особенно когда у него стресс — то есть всегда. Он ежедневно является на работу одетым по моде семидесятых — ну, вы знаете: нейлоновые спортивные костюмы, махровые повязки на голове и запястьях. А на прошлой неделе, во время встречи с режиссером картины «Ворон-2: Никогда», он бросал лассо и случайно заарканил Фила. Понятное дело, тот устроил ему сцену. Насколько я знаю, вот что он сказал дословно: «Тонто, сними эту гребаную веревку с моей чертовой шеи».
— Он сказал «тонто»! — Мы с Питом переглянулись. В прошлом месяце мы посещали рабочий семинар по политкорректности за счет компании, и там нас учили всячески избегать этого словечка. Оно явно оскорбляет не только коренных жителей Нью-Йорка, но и тех, кто говорит по-испански, так как на этом языке «тонто» означает «дурак». Пит осведомился:
— Разве это не считается верхом неполиткорректности?
— Виноват, ваша честь. — Кларк широко улыбнулся. — Такое вот это местечко, только и всего.
Посидев еще немного, я стала со всеми прощаться.
— Карен, я был счастлив познакомиться, — сказал Кларк, по-прежнему лучась своей ослепительной улыбкой. — Я могу с вами как-нибудь связаться? Мне кажется, нам есть о чем поговорить.
Не будучи уверенной в его искренности, я протянула ему визитку. Вообще-то у меня сложилось впечатление, что Кларк гей — хотя в современном Нью-Йорке судить об этом становится все труднее, — но я надеялась, что ошиблась. Так или иначе, поход в кино с работником «Глориос» мигом прогонит мою хандру.
На следующий день, едва я выяснила, что пятьдесят семь процентов наших телезрителей любят студень, причем восемьдесят пять процентов из них назвали своим любимым «студень, подкрашенный синим красителем», как на моем столе зазвонил телефон. Это был Кларк.
— Привет, Карен, вчера я решил вам кое-что сказать, но не хотел говорить при всех. Нашему директору по связям с общественностью нужен ассистент, а вы так много знаете о наших фильмах, да и энергии вам не занимать. Может быть, придете на собеседование? Мне кажется, вы справитесь с блеском.
— О! Большое спасибо за заботу. — Меня охватило возбуждение, и рука, державшая трубку, немедленно вспотела. Я переложила трубку в другую руку и, пытаясь сохранить хладнокровие, слушала, как Кларк рассказывает мне, что я должна сделать. Он объяснил, что, как только будет получено мое резюме, мне позвонят и пригласят на собеседование. Едва повесив трубку, я немедленно составила свое резюме, отправила его Кларку электронной почтой и позвонила Абби.
— Привет, Карен, у меня скоро экзамен по акушерству и гинекологии. Ты знаешь, что при беременности аппендикс смещается влево?
— Нет, не знаю. Потрясающе. А ты знаешь, что я подумываю устроиться в «Глориос пикчерс»?
Абби завопила в трубку:
— Правда? В «Глориос»? К Уоксманам?
— Именно туда. — Я вкратце рассказала ей о своем знакомстве с Кларком.
— Карен, я убегаю в лабораторию, но буду держать за тебя пальцы. Я даже Ллойду скрещу пальцы.
— А получится? — спросила я, стараясь не думать о лиловых, окоченевших пальцах Ллойда.
— Обязательно, — сказала она. — Он невероятно покладистый.
Остаток дня я провела в попытках продолжить исследование рынка любителей студня, но мои мысли все время возвращались к беседе с Кларком. За последнюю пару лет мы с Абби и Гейбом посмотрели несколько великолепных фильмов «Глориос», в том числе «Крик отчаяния», «Шедевры», «Вилы Фортуны» и «Шепот девушки»; все эти фильмы обычно заканчивались оживленными дискуссиями, которые мы устраивали за турецким кебабом. Иногда в разговор встревали другие обедающие; был случай, когда две радикальные феминистки чуть не закололи Гейба своими шпажками, подслушав его комментарии к брутальному эпизоду из «Гобоя». Я знала, что не все фильмы «Глориос» порождают такую живую реакцию, однако из года в год компания поднимала планку и ее успех обсуждался не только в развлекательных изданиях, но и в «Уолл-стрит джорнал». Компания доказала, что деньги можно делать, пускаясь в рискованные предприятия. Главное — художественное чутье. Даже в качестве ассистента я окажусь в непосредственной близости от самого блистательного, самого новаторского киноискусства. И как знать? Если кто-то и способен доказать, что искусству не нужны границы, так это компания «Глориос пикчерс». Я давно уже не испытывала такого воодушевления, и это было поистине волшебное чувство.
— Карен? — Пит раздраженно постукивал карандашом по монитору моего компьютера. Сколько времени он уже тут простоял? — Ты подготовила мне сравнительные материалы по студню? — Я вручила ему распечатку. — Нет, мне нужна та часть, где речь идет о студне из кулинарии и студне домашнего приготовления, — возразил он. — В течение часа.
— Извини, Пит. Двадцать минут, и я все сделаю. — Я напрочь забыла, что он сегодня уже спрашивал об этих цифрах, и вдруг ужаснулась, осознав, сколько времени трачу на подобную чушь. Что лучше — покупной или приготовленный дома? Пора сматывать удочки.
Двумя неделями позже я сидела за своим рабочим столом и обрабатывала данные по изжоге. В этот раз потенциальный рекламодатель желал узнать, какой процент наших зрителей испытывает ее как минимум три раза в неделю. Это захватывающее занятие прервал телефонный звонок. Женщина, говорившая высоким, хорошо поставленным голосом, представилась Джеральдиной Уотерс, начальницей отдела кадров «Глориос».
— Мне бы хотелось побеседовать с вами, — заявила она. — Сможете приехать через час?
Через час? Я рассчитывала, что у меня будет в запасе хотя бы день и я смогу выбрать одежду поприличнее. Сейчас я была одета по моде Си-эн-эн: деловой костюм, юбка-не-выше-двух-дюймов-над-коленями и туфли на-каблуках-не-выше-двух-дюймов. Кстати, мои туфли отчаянно нуждались в чистке. Не говоря уже о том, что я должна была представить новые сведения об изжоге к собранию, назначенному на четыре часа.
— Конечно, смогу, — ответила я и положила трубку, уже обдумывая стратегию бегства.
Я сунулась к начальнику:
— Простите меня, ради Бога. Я совершенно забыла, что в два часа мне нужно к гастроэнтерологу. — В том, что я выбрала себе именно такое алиби, не было ничего удивительного: мой желудок уже отплясывал мамбу. — Я послала вам документы с цифрами по изжоге и вернусь сразу, как только освобожусь, — добавила я, изображая спешку во избежание дополнительных вопросов. Затем бросилась в дамскую комнату. Там я заперлась в кабинке, осторожно пристроила пудреницу на шкафчик с туалетной бумагой и накрасилась. Нашарив в косметичке заколку, попыталась подцепить и уложить аккуратной волной самую непослушную прядь. Я вышла из кабинки и подошла к зеркалу, надеясь на чудесное превращение, но мое отражение выглядело как встрепанная «степфордская жена». Приотворив дверь, я поглядела по сторонам, чтобы убедиться, что в холле пусто. Затем быстро прошла к лифту, пронеслась через вестибюль, вышла на улицу, свернула за угол и только тогда поймала такси, чтобы добраться до «Глориос». Я вздохнула свободно, лишь когда села и захлопнула за собой дверцу. Я назвала шоферу адрес, и он оглянулся: