Страсть охватила меня с первого же взгляда. Меня сразу же пленили ее красота, ее простота, ее теплота. Стыдно даже признаться в том, что я тогда чувствовал, как страстно мне хотелось сорвать с нее одежды и погрузиться в горячую черноту ее пышных волос.
Это не было свойственным Метаксасу вожделением с целью кровосмешения.
Это было невинным и чисто физиологическим желанием.
Захлестнутый волной радостного томления, я не думал о ней, как о своей собственной бабушке. Я любовался молодой и фантастически желанной женщиной. И только несколькими мгновениями позже до меня дошло на эмоциональном уровне, кем она была для меня, и весь мой пыл сразу же пропал.
Она была бабусей Пассилидис. А бабушку Пассилидис я прекрасно помнил.
Я частенько навещал ее в пансионе для престарелых в окрестностях Лампы. Она скончалась, когда мне было четырнадцать лет, в 2049 году, и, хотя ей тогда было всего лишь за семьдесят, мне она всегда казалась ужасно старой и немощной, высохшей, дряхлой, беспомощной старушкой. Одевалась она во все черное. Только ее глаза – Боже ты мой! – ее темные, теплые, всегда такие сверкающие глаза еще оставались единственным свидетельством того, что когда-то и она могла быть здоровым и наполненным жизненной энергией человеческим существом.
У бабушки Пассилидис каких только не было болезней – прежде всего по женской части, затем почечные колики и все остальное. Ей было сделано больше десятка пересадок самых различных органов, но ничего не помогало. Я часто слышал в детстве о том, что это несчастная старая женщина!
И вот теперь передо мною та самая бедная, старая женщина, каким-то чудесным образом освобожденная от тягостного бремени прожитых лет. И здесь же я, мысленно уже погруженный в самые заветные места тела. О, какая низкая непочтительность со стороны человека, которому дано путешествовать во времени, какие грязные у него мысли!
Реакция молодой миссис Пассилидис на меня была в равной степени бурной, хотя и начисто лишенной какого-либо вожделения с ее стороны. Для нее секс начинался и кончался в постели с мужем-мэром. Она глядела на меня, и не желание, а сильное удивление выражал ее взгляд. В конце концов она не выдержала.
– Константин, да ведь он выглядит точь-в-точь как ты! – В самом деле? – удивился мэр Пассилидис. Раньше он как-то не обратил на это внимания.
Его жена затолкала нас обоих в гостиную, где стояло большое зеркало, при этом она все время возбужденно хихикала. Она навалилась на меня всей массой своей огромной и теплой груди, так что я даже начал потеть.
– Смотрите! – вскричала она. – Видите? Вы прямо как родные братья!
– Поразительно, – произнес мэр Пассилидис.
– Невероятное совпадение, – сказал я. – Однако у вас волосы более густые, я чуть повыше, но все же…
– Да! Да! – Мэр захлопал в ладони. – Может быть, мы – родственники?
– Абсолютно исключено, – с напускной важностью произнес я. – Моя семья в Бостоне, из очень старого рода Новой Англии. Но это в самом деле поразительно. Вы уверены в том, что никто из наших предков не мог оказаться на борту «Мэйфлауэра», мистер Пассилидис?
– Разве что грек-повар.
– Сомневаюсь в этом.
– Я тоже. Я чистокровный грек с обеих сторон в течение многих поколений, – поведал он.
– Мне было бы очень интересно побеседовать с вами о вашей родне, если вы не возражаете, – как бы невзначай бросил я. – Например, мне бы хотелось узнать…
В это время из спальни к нам вышла заспанная, совершенно голенькая девчушка лет пяти, самым бесстыдным образом расположилась передо мной и спросила у меня, кто я такой. Какая прелесть, подумал я. Сколько чистоты в таких маленьких голеньких девчушках, пока тело их еще не зрелое…
– Это моя дочь Диана, – с гордостью произнес Пассилидис.
В мозгу моем громом прогремел глас свыше: «И ЗАМКНИ ВЗОР СВОЙ ПЕРЕД НАГОТОЙ СВОЕЙ МАТЕРИ».
Я отвел глаза, задрожал и свое смущение попытался скрыть приступом кашля. Однако перед моим мысленным взором продолжали оставаться невинные прелести детского тельца Дианы. Как будто почувствовав, что я узрел нечто неподобающее в наготе девчушки, Катина Пассилидис поспешно натянула на нее штанишки.
Меня продолжало трясти. Пассилидис, все еще не понимая, что это на меня нашло, откупорил бутылку столового красного вина. Мы сидели на балконе, прямо под лучами яркого полуденного солнца. Какие-то школьники внизу махали руками и выкрикивали приветствия в адрес мэра. Сюда же, на балкон, вышла маленькая Диана, рассчитывая на то, что с нею поиграют, и я взъерошил ее пушистые волосики, прижался носом к кончику ее носа, и как-то странно, очень странно почувствовал себя при этом.
Бабушка моя подала нам весьма плотный ленч, состоявший из вареной говядины под острым соусом. Под такую закуску мы как-то незаметно расправились почти с двумя бутылками вина. Я постарался побыстрее выкачать из мэра все, что касалось политики, и переметнулся к вопросам о его происхождении.
– Ваши родственники всегда жили в Спарте? – спросил я.
– О нет, – ответил он. – Семья моего дедушки переехала сюда около ста лет тому назад с Кипра. Это что касается родни со стороны отца. По материнской же линии я потомственный афинянин.
– Из рода Маркезинисов? – спросил я.
Он как-то подозрительно посмотрел на меня.
– Вот именно! Только вот как это…
– На это я натолкнулся в процессе подготовки статьи о вашей карьере, – поспешил я его успокоить.
Пассилидис больше не возвращался к этому вопросу. Теперь, когда он рассказывал о родне, он становился все более и более многословным – может быть, тому способствовало выпитое вино – и соблаговолил просветить меня насчет подробностей своей родословной.
– Предки моего отца жили на Кипре не меньше тысячи лет, – сообщил он.
– Пассилидисы уже жили там, когда пришли крестоносцы. С другой стороны, предки моей матери переехали в Афины только в девятнадцатом столетии, после нападения турков. До этого они жили в Шкодере.
– Шкодере?
– В Албании. Они поселились там в тринадцатом веке, после того, как крестоносцы взяли штурмом Константинополь. Там они и оставались, пережив господство и сербов, и турков, и восстание Скандербега, всегда помня о своем греческом происхождении, несмотря на все беды, которые на них валились.
У меня закололо в ушах.
– Вы упомянули Константинополь? Вы в состоянии проследить свою родословную еще дальше?
Пассилидис улыбнулся.
– Вы знакомы с историей Византии?
– Немного, – ответил я.
– Вам, по всей вероятности, известно, что в 1204 году крестоносцы захватили Константинополь и правили там, основав так называемое Латинское Королевство. Византийская аристократия бежала оттуда, на месте империи образовалось несколько, не связанных между собой, территориально независимых греческих государств – одно в Малой Азии. Мои предки предпочли последовать за Михаилом Ангелом Комнином в Албанию, чтобы не подчиниться господству крестоносцев.
– Понятно. – Я теперь снова весь трепетал. – И какая у них была тогда фамилия? Они и в те времена уже были Маркезинисами?
– О нет! Маркезинис – это позднегреческая фамилия. В Византии мы относились к роду Дукасов.
– К роду Дукасов? – У меня едва не отвалилась нижняя челюсть от удивления. Его заявление было равносильно утверждению кого-нибудь из немцев, что в его венах течет кровь Гогенцоллернов. – Дукасов! В самом деле?
Я уже видел великолепные дворцы, принадлежавшие представителям рода Дукасов. Я видел, как преисполненные гордостью Дукасы в золотых облачениях торжественной процессией шагали по улицам Константинополя, празднуя восшествие на престол императора – своего двоюродного брата Константина.