Правда, мы не настолько долго задержались наверху, чтобы нарваться на неприятности. Сэм внимательно осмотрелся вокруг, на какие-то несколько секунд призадумался и принял решение, чтобы мы стали у стены одного из домов. Когда он производил настройку моего таймера на еще одно шунтирование, я спросил у него:
– А что будет, если мы материализуемся в пространстве, которое уже занято кем-нибудь или чем-нибудь?
– Это исключено, – пояснил Сэм. – Срабатывают автоматические амортизаторы и отшвыривают нас мгновенно к нашей отправной точке. Но это сопровождается большим расходом энергии, что очень не нравится Службе Времени, поэтому мы всегда стараемся прежде, чем осуществить прыжок во времени, подыскать для шунтирования такое место, где подобные препятствия исключены. Вот как раз место рядом со стеной здания обычно вполне подходит для того, чтобы избежать подобной коллизии, при условии, разумеется, что стена находится на том же месте в том времени, куда ты намереваешься шунтироваться.
– И куда же мы следуем теперь?
– Шунтируйся и увидишь сам, – сказал он, и осуществил прыжок. Я последовал его примеру.
Город снова бурлил жизнью. Люди в одеждах, характерных для двадцатого столетия, сновали по его улицам: мужчины в галстуках, женщины в юбках, доходивших до колен и прикрывавших тем самым наиболее соблазнительные места, одежда закрывала даже соски грудей. Автомобили, шумно тарахтевшие вокруг нас, создавали такой мерзкий чад, что мне страх как захотелось вырвать. Надрывно гудели сигнальные сирены автомашин, отбойные молотки вспарывали грунт. Повсюду шум, вонь, грязь.
– Добро пожаловать в 1961 год, – произнес Сэм. – Только что принял присягу в качестве президента Джон Ф. Кеннеди. Самый первый из Кеннеди, секешь? Вот эта штуковина у нас над головой – реактивный самолет. А это светофор.
Он подсказывает, когда можно безопасно перейти улицу. А вот там, повыше, фонари уличного освещения. Они электрические. Еще не существует нижних уровней. Здесь перед нами весь город, город Новый Орлеан как единое целое. Тебе здесь нравится?
– Побывать в таком месте весьма интересно. Но мне не хотелось бы жить здесь.
– У тебя голова кружится? Тошнит? Ты испытываешь отвращение?
– Трудно разобраться.
– В этом нет ничего зазорного. Всегда испытываешь легкий временной шок при первом взгляде на прошлое. Оно всегда почему-то кажется наполненным не очень-то приятными запахами, и в нем царит больший беспорядок, чем ты предполагал. Некоторые кандидаты отказываются от своего намерения работать в Службе Времени в первый же момент, когда шунтируются в достаточно отдаленное время вверх по временной оси.
– Я не отступлюсь.
– Хороший мальчик.
Я продолжал наблюдать за сценами из жизни города, видел женщин, чьи груди были заключены в тугие корсеты под одеждой, мужчин с багровыми лицами, будто они страдали от удушья, пронзительно визжавших детей. Будь объективен, сказал я самому себе. Считай себя студентом, изучающим другие времена, другие культуры.
Кто-то показал на нас и закричал:
– Эй, смотрите, битники!
– Скорей отсюда, – сказал Сэм. – Нас засекли.
Он отрегулировал мой таймер. Мы совершили прыжок.
Тот же город. Столетием ранее. Те же дома, элегантные, кажущиеся вневременными в своей блеклой окраске. Ни светофоров, ни отбойных молотков, ни уличных фонарей. Вместо автомобилей по улицам, пересекающим старые кварталы, лениво тащатся повозки.
– Мы не можем здесь оставаться, – сказал Сэм. – Это 1858 год. Наша одежда вызывает у местных жителей немалые подозрения, а мне совсем не хочется делать вид, будто я невольник.
Мы снова шунтировались.
Город исчез. Вокруг нас простиралась болотистая местность. К югу видны были поднимающиеся вверх клочья тумана. Стволы грациозных деревьев местами покрывал мох. В небе было темно от пересекавших его гигантских стай каких-то птиц.
– Год 1382, – пояснил гуру. – А над головой у нас – странствующие голуби. Дедушка Колумба пока что еще девственник.
Мы делали прыжки во все более и более глубокое прошлое. 897 год, 440, 97. Вокруг нас мало что изменялось. Во время одной из наших остановок мимо нас устало прошли несколько обнаженных индейцев. Сэм галантно с ними раскланялся. Они любезно кивнули нам в ответ, почесали гениталии и побрели прочь. Посетители из будущего не произвели на них особого впечатления. Мы шунтировались.
– Год первый после Рождества Христова, – сказал Сэм. Мы снова шунтировались. – Мы возвратились в прошлое еще на двенадцать месяцев и теперь в первом году до Рождества Христова. Здесь очень велика вероятность арифметических ошибок. Однако если, находясь в 2059 году до Рождества Христова, будешь твердо знать, что следующим годом является 2058, то особых неприятностей у тебя не должно быть.
Он препроводил меня в 5800 год до Рождества Христова. Я обратил внимание на некоторые изменения климата; стало несколько суше и прохладнее, чем до этого. Затем мы стали возвращаться назад, преодолевая за каждый прыжок ровно пятьсот лет. Он извинился передо мной за неизменный характер нашего окружения. Все становится куда интереснее, заверил он меня, когда перемещаешься вверх по линии в Старом Свете. Мы добрались до 2058 года и прошлись к зданию Службы Времени. Входя в пустой кабинет Гершковича, мы приостановились на мгновенье, которое понадобилось Сэму для того, чтобы произвести более тонкую регулировку наших таймеров.
– С этим надо быть поосторожнее, – пояснил он. – Я хочу, чтобы мы очутились в кабинете Гершковича через тридцать секунд после того, как мы его покинули. Если я ошибусь даже совсем немного, то может случиться так, что мы встретимся со своими и убывающими отсюда воплощениями, и это будет означать для нас крупные неприятности.
– Почему бы для пущей безопасности не установить время прибытия на циферблате так, чтобы оно было на пять минут позже?
– Здесь замешана профессиональная гордость, – сказал Сэм.
Мы шунтировались вниз по линии из пустого кабинета Гершковича в кабинет, где он восседал за своим письменным столом, уставясь взглядом в то место, где мы были тридцатью секундами раньше.
– Ну как? – спросил он.
Сэм просиял.
– У парня нервы и все прочее в полном порядке. Рекомендую принять его.
8
Вот так я стал новобранцем Службы Времени, в том из ее отделов, где работали курьеры времени. Оплата была неплохая, возможности безграничные.
Хотя мне еще предстояло пройти курс подготовки. Совершенно непозволительно доверять туристов новичкам – мало ли что могут они натворить в прошлом.
За первую неделю ничего особого не произошло. Сэм вернулся на работу во Дворец Грез, я слонялся без дела. Затем меня пригласили в штаб-квартиру Службы Времени для прохождения первичной подготовки.
Нас в классе оказалось восьмеро, все мы были новичками. Из нас получилась компания, пользовавшаяся весьма сомнительной репутацией.
Возраст наш колебался от чуть более двадцати до – так мне кажется – далеко за семьдесят; пол – от мужского до женского со всеми возможными промежуточными градациями; виды на будущее у всех нас были самые что ни на есть хищные.
Наш инструктор, Наджиб Дайани, был не намного лучше. Он был сирийцем.
Его семья перешла в иудейскую веру после того, как территория, на которой она жила, была завоевана Израилем, из чисто деловых соображений, и он никогда не расставался со сверкающей, видной издалека Звездой Давида отличительным знаком его новой веры. Однако было общеизвестно, что в минуты опасности или по рассеянности он частенько взывал к Аллаху или клялся бородой Пророка, и поэтому я не совсем уверен, доверил ли бы я ему место в совете директоров моей синагоги, будь у меня синагога. Да и внешний вид у него был, как у сценического мавра, кожа – очень смуглая, взгляд – зловещий, глаза всегда закрыты темными очками, целая подборка массивных золотых колец украшала большую часть его пальцев, быстрая, приветливая улыбка обнажала два ряда белых зубов.