— Хватит, снимай.
Иранна осторожно, белым платком, подхватила котелок за ручку.
— Надо, чтобы остыло. Он не может горячее…
И посмотрела на Геллана. Интересно: помнит? Или чувствует?..
— Поставь на землю, — мягко сказал Иранне.
Та аккуратно опустила котелок на ровное место и отошла подальше.
Ему не так-то просто было это сделать. Трудно вызывать в себе ярость или злость, если не к чему испытывать эти чувства… Но стоило вспомнить Пора, как внутри начал растекаться холод…
Он набрал полные лёгкие тёплого воздуха, напоенного лесными запахами, и выдохнул. Земля вокруг котелка тут же покрылась коркой льда, инеем, снежной пылью.
Меданы, пятясь, быстро-быстро начали чертить на лбах охранные знаки. Иранна, глядя на них, закатила иронично глаза. Мила передёрнула плечами. И только Дара не впечатлилась. Почти сразу подошла к котелку, деловито прикоснулась пальцем к отвару, затем погрузила его поглубже, дожидаясь, когда пойло станет таким, как ей нужно.
— Порядок. — девчонка попыталась схватить котелок. Геллан опустил голову, пряча улыбку. Ну да, примёрз, что удивительного?
Ивайя вздохнула, высекла из большого пальца огонь и провела им вокруг котелка.
— Можно было и горящей веткой, хвастунья — пробурчала Иранна.
— Да ладно, муйба, хватит бубнить! Раскомандовалась тут! — огрызнулась Ивайя и мотнула алой башкой.
— Не ругайтесь. Мне его еще поить, — остудила ведьму Дара.
Они вернулись назад, снова встали полукругом возле зубастых галатий. Перенесение прошло хорошо. И туда, и обратно.
— Котелок я оставила там, — Дара глазами просила прощения у Иранны. Он не может сразу столько выпить. Потихоньку.
— Не беда, — мягко сказала муйба. — Пошли назад, скоро темнеть начнёт. А в темень здесь лучше не оставаться.
Часть медан подкарауливали их у кромки леса. Остальные пританцовывали в отдалении, не в силах оторваться от ткачиков, что работали быстро, а стены домов клали ровнее, искуснее…
— Ну, что там? — заволновались, захороводили.
— Что ты им сделала? Работают, как заведённые! — кричали возбужденно и ритмично щёлкали пальцами.
— Потом расскажем, — важно сказала Ивайя. — отдохнуть надо! На ногах еле держимся!
Она преувеличивала, но Мила и Дара на самом деле еле плелись. Позади шёл Геллан, неся огромную охапку горчушки, с которой Дара наотрез отказалась расставаться.
Дара полюбовалась работой ткачиков.
— Вы молодцы, умницы, — тихо сказала, обращаясь к громадинам на мохнатых лапах.
Меданы переглядывались, а ткачики поднимали вверх две членистые лапы и, потирая их друг о друга, что-то стрекотали.
— Траву заварить. Поставить возле стройки корыта… ну, миски или что там ещё. Чтобы пили, — командовала Дара, выхватив горчушку из рук Геллана и спихивая охапку стеблей рядом стоящим меданам. — Ивайя, Аттита и Ума знают как. А где, собственно, ваши мужики? Они вообще существуют?
И тут, как занавес посреди разгара акта, шлёпнулась на землю тишина.
Глава 20. Баллада о зеосских мужиках. Дара
На секунду мне показалось, что я оглохла. Вот напрочь, совсем. Затем тишину порвал в клочья хохот медан.
— Существуют! Ещё как существуют! — выкрикивала молоденькая ведьма, бесстыже похлопывая себя по выпуклому голому животику.
— А мужики наши как мужики: воюют, по горам скачут, как горные козло!
— Добычу домой приносят, как положено!
— Да ты скоро их увидишь: солнце садится — мужику на ужин пора явиться!
Что-то разошлись они не на шутку. Будто я какую-то чушь спорола, и все в курсе, а я — нет. В многострадальной моей голове мелькнула бледная мысль: Геллан вещал что-то о зеосских мужчинах, но я, хоть тресни, не могла ничего вспомнить.
— А зачем тебе мужики-то? — спросила старая медана.
— Как зачем? Чтобы помогли здесь, на стройке.
По-моему, я брякнула опять что-то не то. Ведьмы рыдали от смеха, веселились искренне, как дети.
— Наши-то? На строительстве?.. Не, они помогать не умеют!
Становилось всё интереснее, но непонятнее.
— Но Геллан же помогает, — попыталась возразить я.
— А Геллан и не мужик вовсе, а в…
Смех враз прекратился, меданы зашикали на алую Ивайю. Я увидела, как распрямила плечи маленькая Мила, да и сама сделала шаг вперёд, чтоб треснуть эту красную посильнее. Но Ивайя только презрительно, свысока обвела взглядом всех и четко, по словам, как для больных на голову, произнесла: