Помнишь, как шли по лесу, дивились: телега скрипит, едет телега немазаная, а это лебеди летели, кричали... Отлетели наши белые лебедушки, заступило горе черное. Все у меня теперь старешное - и изба в землю ушла. Как детей у меня забрали жиганы - погляди, вытягивает руки, руци меня враз остарели. Привиделось мне, будто сижу на пенечке в лесе.
Хмыляет мимо волк старый, язык на сторону - да ко мне. Тут, у ног у моих, лег. Лежит. Привалил чуть посля медведь. Облапил меня сзади. Мне тепло. Тихо... А жду чего-то. Глядь, лошадь белая цокает. Медведь с волком задрожали враз. А я-то, горюша, уже поняла: то не лошадь белая, а смерть моя, оглянулась - и смехом так, смехом на меня скалится.
Васта опять идет к сундуку. Открывает.
Васта Трубкина. Чему быть, того не миновать.
Снова надевает все праздничное.
Федосей Авдеенок. Гдей-то у ей квас. Я бы кваску испил.
Еремей Лысов. А я бы овсяных блинов нахрястал. Люблю, спаси Бог.
Наклонив голову, ни на кого не глядя, из-за перегородки тихо выходит Васта Трубкина. Она идет не в пролом, а в дверь.
Семен Ребятников. Слава тебе, Господи, ушла.
Михаил Суков. Чей берег, того и рыбка.
Иван Авдеенок. Что же, когда теперь объявлять станут?
Федосей Авдеенок. А чтой-то, Миш, на тебя Марк Кляус серчал?
Семен Ребятников. Серчал? Знать, надо. ОН теперь к начальству рядом. Начальство приметило - и к слову приставило. А нам понять надо - коль белая-то заря занимается, знать, красное солнышко вот оно, недалеко.
Еремей Лысов. Спасаться через нас хочет.
Григорий Шевайтийский. ОН спасается, а меня секут. Вы послушайте, братцы, как меня-то секли. Никак толком не могу обсказать.
Нюра Шевайтийская. Дурень! Вот дурень, ОН грехи наши на себя берет.
Семен Ребятников. Чужой грех возьмешь - глядь, и к Богу ближе.
Нюра Шевайтийская. Чего ж ты не возьмешь?
Семен Ребятников. Нам и так хорошо. Пускай сокол летает, а мы муравушкой прорастем. Трава-то нам не мачеха, а мать родная.
Михаил Суков. Поднялся ОН, от родного роду-племени своего - отшатнул, а куда... Кто ж понять может?
Иван Авдеенок. Евреев жалеет. А евреи Христа распнали.
Семен Ребятников. Охота ЕМУ туда, куда следу не проложено.
Федосей Авдеенок. А как же это, Миша, ОН слово понять хочет?
Михаил Суков. Слово-то, оно круглое - ни зла, ни лиха, ни добра, ни правды - ничего не знает, а из мертвых всегда живо. Кто слово поймет - тот и жив, тому-то и Божеское.
Григорий Шевайтийский. Да, хорошо ЕМУ в тепле. Меня-то секут, а ОН в платье красном.
Семен Ребятников. И ЕМУ кара назначена, и ЕГО не минует.
Клава. Ну вас совсем! Вам-то только из земли да в землю, из земли да э-э! А я до Успения выжну, а Покров все покроет. Поднялась и пошла к пролому.
Нюра Шевайтийская. Погоди, Клава! Я с тобой. Нечего мне с ними узоры вышивать, им-то время не летит.
Она идет за Клавой. И на свету пролома видно, как солдат подходит к Клаве. Слышно, как Клава смеется.
Клава кричит: Немец, послушай нашу песенку. Поет, притоптывает.
Как сказали небылицу
Про меня, красну девицу:
Будто я, красна девица,
Ткати, прясти не умею,
Шелком шить не разумею;
А умею-разумею
Лишь плясати-танцевати,
С молодцами лишь играти.
Нюра Шевайтийская махнула рукой, пошла. Клава и солдат садятся на вырванное из стены бревно.
Семен Ребятников. Куда это, Михайло, по лавке потянулся?
Михаил Суков. Хочу радио толконуть. Чего молчит?
Иван Авдеенок. Евреи мне непонятны - чего они на землю спускались.
Федосей Авдеенок. Хозяин знает, кого в фатеру пускать.
Иван Авдеенок. Вот и Марк Кляус жалеет евреев.
Михаил Суков. У всякого сердце заберет, когда смерть под окошко постучится.
Стемнело. Снаружи слышится Клавкин смех.
Клава поет.
Ох, хмелюшка, хмелюшка,
Веселая головушка,
Завейся, мой хмелюшка,
На мою сторонушку.
Семен Ребятников. Ишь, разбирает. К ночи раскуковалась.
Еремей Лысов. Должны объявлять, а молчат. Про нас-то забыли, что ли?
Федосей Авдеенок. Начальство умудрит. А им что? Скажут ворота отпирать, так добро. А нет - так до утра просидишь. Мы не гости - за скобу-то дергать.
Еремей Лысов кричит. Михайло Суков живой?
Михаил Суков. Живой, руки шевелятся. Чего тебе?
Еремей Лысов. Да так, вот это мальчишкой я свиней раз пасу... Это в огород убегли. А на мне рубаха, рукава долгие, бегу... весною еще. А свинья - в огород. Я пригнал. А мне поесть не дали. Вот оно как, Степаныч...
Семен Ребятников. Эх, что детишки мои делают? Одиннадцать душ-то! То ли скатерти расстилают, то ли щи хлебают? Не приду я к ним, не погляжу. Прям через гору так бы и полетел.
Федосей Авдеенок. Может, им и ничего, перемогаются.
Еремей Лысов. Михайло Суков, жив еще?
Михаил Суков. Чего?
Еремей Лысов. Я вот, Степаныч, с 12 лет работал. Пошел раз в гумно, натискал овсяной мякины. А вставал рано. Еще тогда Рождество не пришло. Ну я говорю: дядюшка! А он бородой качает: "Еще натискай, - говорит, - песцом постукай". Вот ленок сушат, в мялках мнут, так и меня всю жизнь мяли.
Иван Авдеенок. Братеня, чегой-то я забыл, когда у нас праздник?
Федосей Авдеенок. Три дня, как был, да с водою сплыл. Эх, буде еще разливанная красная вёснушка или нет? И не буде для нас красной вёснушки, братцы, не буде...
Еремей Лысов. Михайло Суков, ты жив?
Михаил Суков. Жив.
Еремей Лысов смеется.
Семен Ребятников. Чего тебя черти разбирают?
Еремей Лысов смеется. Я маленький, глупый был гусёк. Ну прям глупый был гусёк. Ой, гусёк. Мать говорит... Смеется.
Иван Авдеенок. Ну что тебя? Тоже смеется.
Еремей Лысов. Мать говорит... - смеется... - лен у нас вырос. Говорит: "Катька, пригонит пастух на полдни - ты гляди". Это она сестренке-то, а мне говорит: "Прополи лен, - говорит, - травой заросший". Пошел я. А лен большущий. Сел на середке. И рву - в кучу все кладу. Пришла мать: "Ах ты, дурак! - И носом меня в кучу - толк! толк! - Что сделал? Ну? И лен подергал. Всю поперечку вырвал, дурак". Смеется.
Семен Ребятников. Ишь ты, Еремей голос веселый подал, полез на взгорочек с разговорочком.
Еремей Лысов. Я в темноте люблю поговорить. А маленький-то я был, ох гусёк. Смеется.
В проломе появляется Девочка. Останавливается, не решается шагнуть.
Девочка. Папаня, мамка зовет.
Семен Ребятников. Григорий, жив?
Григорий Шевайтийский. Ну чего?
Девочка. Мамка спрашиват: ночевать придешь?
Григорий Шевайтийский. Скажи: пускай спать ложатся.
Девочка. Мамка спрашиват: не придешь ли, теленок у нас пал.
Григорий Шевайтийский. Скажи - пускай сами со скотиной разберутся. А нам тут от дела нельзя отставать. Иди, скажи.
Девочка уходит.
Иван Авдеенок. Темно.
Федосей Авдеенок. Солнце-то еще за дубовым воротам да за семи замкам, а замки-то еще не брякали.
Еремей Лысов. Ох, братцы, какой страх я распечатал - иду из города, лесом иду, аккурат около бочажка на дороге баба лежит с ребенком. Думаю заснула. А она впереди лежит, прям на дороге. Подошел - баба убита, а ребенок по ней ползает, сосет. Ну, думаю, - конец мне - лес, дерева так полосами кружат, закрыл рукам голову, бегу, думаю - сейчас, сейчас пулей по спине стукнет - и готово. Слышу - вроде мягче - это я на луг выбег. Ну, теперь до другого разу.
Семен Ребятников. А чего тебя в город понесло?
Еремей Лысов. Хотел пилу продольну купить. А не достал.