Пограничники переглянулись.
— Улан-Батор, — сказал командир. — Началнык. Прыкас. Быстр ыдты.
— Сейчас соберусь. — Северцев повернулся, направляясь к своей палатке на краю лагеря.
В спину ему уперся ствол винтовки.
Он досадливо дернул плечом, полуоглянулся.
— Повежливее, герой моржовый, я не собираюсь убегать.
Командир погранпатруля что-то каркнул. Нажим винтовки ослабел. Пограничник отступил на шаг. Ситуация складывалась так удачно для контратаки, что Олег с трудом справился с желанием вступить в схватку. Дошел до палатки, собрал в рюкзак вещи, взял карабин и вышел. Часы-синхрон лежали у него в нагрудном кармане жилета, и он мог вытащить их в любой момент. Однако сдерживался. В душе еще теплилась надежда, что все обойдется и его арест не связан с произошедшими накануне событиями.
Пограничник закричал, увидев карабин, навел на Северцева винтовку. Подскакавший командир отряда тоже поднял оружие. Северцев бросил карабин Виктору.
— Сохрани. — Добавил громче — И сообщи в Москву о моем задержании.
Сказано это было специально для пограничников, однако на командира патруля эти слова не произвели никакого впечатления.
— Морь унах! — каркнул он. — Садыс кон! Эхат надо!
— Да куда вы его на ночь глядя? — не выдержал начальник экспедиции. — Утра дождаться не могли? Никуда ведь не сбежит.
Сторож залопотал по-монгольски, пограничник выслушал его и повернул ствол винтовки на Венирова. Что-то проговорил.
— Не мешайте, а то он и вас заберет, — перевел сторож.
— С-собаки паршивые! — скрипнул зубами Виктор. Помогая Северцеву седлать коня, шепнул: — Беги! Я их задержу!
— Куда? — усмехнулся Северцев. — Пустыня кругом. Успокойся, все в конце концов разъяснится. Да и сбежать я всегда успею.
— Как? Ты же только что утверждал обратное.
— Часы.
Виктор зыркнул на обступивших их пограничников.
— А если они обыщут тебя и найдут часы?
— Постараюсь их опередить.
— Может, я поеду за вами, тихо? В случае чего помогу…
— Не надо, справлюсь, даже если это системники, о которых предупреждала Варвара.
— Кончат болтай! Быстр садыс! — приказал командир погранотряда.
Северцев вскочил на лошадь, помахал рукой ничего не понимающим археологам и актерам.
— Не беспокойтесь, ребята, я скоро вернусь.
— Ни пуха… — многозначительно сказал Виктор.
— К черту! Сайн яваарай[3].
Небольшой отряд всадников двинулся в ночь, но не в ту сторону, откуда прибыл Северцев, а на северо-восток, в направлении на Барун-Урд. Олег сначала думал, что пограничники просто знают другую дорогу, покороче, и скакал молча, ожидая поворота. Но его все не было, всадники ехали в одном и том же направлении, не меняя темпа, и через два часа, когда начался рассвет, удалились от лагеря не меньше чем на двадцать километров.
Появились песчаные барханы: началась срединная Гоби, простирающаяся к северу и востоку на сотни километров. Стук копыт о камни сменился шорохом и скрипом песка. Пограничники придвинулись к Северцеву плотнее, и он понял, что их намерения далеки от сопровождения русского путешественника в столицу государства, к таинственному «началныку».
С гребня очередного бархана стала видна узкая долина с зеленым пятном растений посредине — в месте выхода подземных вод. Однако Северцев при скудном утреннем свете разглядел еще одно пятно — оранжевое и догадался, что оно означает. У источника его ждали на лошадях буддийские монахи. Очевидно, те же самые, что встретили гостя еще в Улан-Баторе.
Северцев ничем не выдал своих чувств, начиная готовиться к встрече, приводить организм в боевое состояние. Пограничников он не боялся, несмотря на их вооружение, в их задачу входило лишь сопровождение пленника к месту встречи с заказчиками задержания.
Они спустились в долину плотной группой, подскакали к монахам. Один из них, постарше, бритоголовый, с суровым узким лицом, что-то проговорил. Пограничник за спиной Северцева тут же навел на него винтовку, а монах вытащил странно знакомый пистолет — с толстым дулом и сложным прицелом. Олег понял, что настало время действовать.
Он мгновенным движением поднял коня на дыбы, и пуля из винтовки досталась коню. Олег увидел движение дула пистолета — монах выцеливал его — и соскользнул с крупа падающего на бок коня. Залпа он не услышал, зато почувствовал страшный удар по голове, чуть не погрузивший его в беспамятство. Лишь много позже он понял, что монах выстрелил в него, но «пулей» был сгусток особого поля, подчиняющего сознание, и спасли путешественника только его реакция и конь, принявший «огонь» на себя.