– Это не наш, это – чужой, – на сносном русском торопливо стал объяснять он, показывая в сторону скрюченного мертвеца. – Мы его просто подвезли.
Родин глянул сквозь старика, будто он был прозрачным, как легкий дымок от кальяна. Тот осекся.
Смотрел командир на Бессчетнова, который первый делом направился к своему трофейному трупу. Прапорщик осторожно поднял гранатомет с невыстреленной гранатой, брезгливо перевернул окровавленное тело на спину. Это был парень лет двадцати пяти, с короткой смоляной бородкой. На лице с закатившимися глазами застыло недоумение. Видно, никак не ожидал, что, вместо неверных, сам, без намаза и церемоний отправится к праотцам.
Родин махнул рукой ведомому летчику, показав, чтобы приземлялся. Каюков понял и, подняв такую же «штатную» тучу пыли, плюхнул вертолет впереди колонны. Получилось слегка жестковато.
Через минуту-другую группа Приходько привычно выстроилась полумесяцем перед колонной с оружием наизготовку: отработанная «мизансцена», ни взять, ни убавить. Следующим актом «сценария» был досмотр. Все отработано, измученно-изучено еще с пожелтевших секретных инструкций опыта афганской войны.
Караванщики, мужчины разных возрастов, в большинстве своем, по виду лет до тридцати, одеты, кто – по-пуштунски, в жилетке, длиннополой рубахе, на манер бабского сарафана, при широких штанах, а кто – «по-европейски» в куртках и джинсах.
Потрясенные безумной дерзостью попутчика или, аллах его знает, соратника, соплеменника, родича, и мгновенной, как молния, расправой, они, оцепенев от липкого страха, молча ждали своей участи. На Востоке законы жестоки. Если поднял руку на сильного – руку отрубают вместе с головой. Странники шкурой чуяли, что будут наказаны за выходку их попутчика, и могли только предполагать, какую именно кару придумают свалившиеся с небес черные ангелы смерти в жутких касках-сферах с огромными десантными очками – будто глазищами инопланетян. Ни лиц, ни эмоций, ни звука.
– Командир, мы не знаем этого человека! – воздел умоляюще руки вожак, вновь попытавшись разжалобить Родина. – Поверь, брат, он был как пассажир. Оказался шакал! Поверь, клянусь аллахом! Совсем без ума, ваххабит, наверное. Мы коммерсанты, продавцы… Командир, послушай, мы заплатим любой штраф, отпусти нас, а?
– Я тебе не брат… Досмотр! – не удостоив взглядом «старшóго», распорядился Иван.
– Шмонаем, – добавил, как всегда, без тени эмоций, Бессчетнов. – С пристрастием. Шевченко! Наумов, Лагода, Вздохов – вперед!
Бойцы только этого и ждали: открыли временный «таможенный пост» по всем правилам и инструкциям.
Родин глянул на старика, будто только сейчас увидел его.
– Дух?
Вожака передернуло, когда он понял смысл короткого слова.
– Нет-нет, командир, я не душман. Я – коммерсант…
– Ты – «дух». И я тебя сейчас расстреляю, как собаку, если ты мне не скажешь, кто этот… гранатомило? – тихо, с расстановкой произнес Родин и глянул так тяжело, что «старшой» почувствовал, что медленно вдавливается в землю.
– Я не знаю его, командир, – взмолился вожак. – Он заплатил деньги, и мы взяли с собой.
– Ты афганец? – перебил Родин.
– Нет, я местный, с Пянджа.
– Ты – «дух»! Иди к машине.
«Старшой» еще что-то хотел добавить, уточнить, взмолиться, но, напоровшись на стальной взор Родина, поторопился не гневить белого человека, свалившегося на его седую глупую голову, поплелся к машине.
А бойцы вовсю шерстили, то есть изучали содержимое захваченных машин. Вожака и шестерых «путешественников» быстро обыскали, приказали опуститься на корточки. Что они не без удовольствия и исполнили. Для местных мужчин (а это считалось привилегией сильного пола) лучшего занятия по жизни и не было. Можно пообщаться с ближним, присевшим рядышком по соседству, можно поразмыслить о возвышенном, пока жена готовит обед или ужин…
Паспорта у странствующих «купцов» оказались таджикские: один был – киргизский и один – афганский.
Под рубахами «коммерсанты» прятали кошельки, подвязав на свои коричневые, как у верблюдов шеи; на поясах у каждого – острые ножи в потертых чехлах с запахом крови. «Досмотрщики», изучив содержимое похожих на высушенные мошонки кожаных кошельков, – замусоленную долларовую и рублевую мелочевку, брезгливо возвратили их владельцам. А ножи все до единого бесследно исчезли в утробах десантных рюкзаков.
Под печальные вздохи коммерсантов спецназеры стали сбрасывать на дорогу тюки с одеждой, коробки с бытовыми товарами – привычная контрабанда афганского, а точнее, китайского, корейского, сингапурского, таиландского или еще какого, Будда его знает, производства. Предмет вожделения бойцов, командиров и вольнонаемных Ограниченного контингента Советских войск в Афганистане. Теперь об это шмотье и ноги вытирать бы не стали…