- Ага, понятно, - пробормотал я, очень надеясь, что при этом не побледнел, не вздрогнул и не выдал себя как-то еще. – Большое вам спасибо, госпожа Свитс. Ваши показания очень важны.
- А под плащами у девушек – такие короткие платья, ну знаете, как у проституток… - припомнила еще врач. - Ох, простите, герцог, откуда вам знать, конечно.
- Кхм, я не знаю, но представить себе могу. Большое спасибо.
Умница Лолан всем повторяла, что ничего, совсем ничего не помнит о случившемся с ней: она выступала на сцене, а потом… потом – ничего, и первое, что она помнит после этого, это как незнакомые люди в черном привели ее к госпоже доктору.
Так что я успокоился, решил, что волноваться не о чем – никаких подозрений насчет меня по-прежнему ни у кого не было – и быстро отправил в столицу империи письмо с рассказом о вернувшейся жертве похищения и бравым обещанием завершить расследование поимкой преступника в ближайшее время. Благо, в это ближайшее время меня самого здесь уже не будет. По крайней мере, я на это очень рассчитывал.
И вот, уладив все дела «наверху» и вернувшись домой в достаточно хорошем настроении, я спустился в подвал, чтобы успокоить и… свою команду. А там, вскоре, от моего хорошего настроения не осталось и следа…
Нет, девушки тоже успокоились и обрадовались, узнав, что ночная операция прошла хорошо и нас, то есть меня, по-прежнему никто ни в чем не подозревает. Но вот потом… Потом Лукана, Майлис и Микулия вздумали обсудить со мной свое будущее материнство. Никто из них не подозревал о моем решении вскоре их всех расколдовать и покинуть – понятное дело, я не предупреждал их об этом, потому что они расстроились бы! Все трое были уверены, что так и продолжат жить в подвале особняка, родят здесь детей и будут здесь же их растить и воспитывать. Да-да, в подвале, а что такого?.. Я же содрогнулся, представив все это. А главное, сами девушки, обсуждая в таком роде свою будущую жизнь и будущую жизнь своих детей, выглядели просто до ужаса счастливыми. В прямом смысле до ужаса – моего. Чем дольше я слушал их веселый разговор о детях в нашей большой и дружной семье, тем хуже и тоскливее становилось мне самому. Не добавляли радости и появившиеся вдобавок мысли о том, что детей этих, которые то ли мои, то ли не мои, мне тоже придется бросить – ведь, даже если все сложится удачно, мне все равно придется бежать куда подальше и скрываться, не тащить же с собой в бега троих младенцев и их матерей. А они останутся одни с детьми на руках и, конечно, будут меня считать во всем виноватым…
Совсем пав духом, я ушел от веселых будущих мам и зачем-то отправился в комнату Гумины – зачем, не знал и сам, едва ли то, что меня там ждало, могло меня утешить...
Да, так и есть – приветливо улыбнувшаяся мне Гумина, тихо что-то напевая, как обычно, рисовала очередной портрет Херувима. На столе лежала стопка уже готовых.
- Сил моих больше нет… - пробормотал я, оглядев девушку.
- Сати? Все в порядке? – вопросительно взглянула она на меня.
- Нет. Не в порядке. Расколдую. Прямо сейчас, - пообещал я, смутно ощущая, что, кажется, у меня сдают нервы, и выскочил за дверь.
После чего, мигом найдя Кэрол, примчался с нею обратно и скомандовал:
- Так, Гумина, встань там! А ты, Кэрол, встань у нее за спиной и держи ее за руки! Вот так, да! Гумина, смотри мне в глаза! Я снимаю с тебя заклятье похоти!!
В одно мгновение Гумина изменилась в лице, и мне сначала показалось, что сейчас она закричит. Но вместо этого девушка несколько секунд молчала, не сводя с меня глаз, а потом тихо произнесла полным боли и презрения голосом:
- Какой же ты, оказывается, мерзавец… Сати.
- Да, я последний негодяй, - убито ответил я – почему-то и мне было больно слышать такие слова от нее. – Но…
- Как ты мог так поступить со мной?.. Ты же не только тело, ты душу мою изнасиловал… шлюхой сделал… И ты считал, что любишь меня…
- Я… Но… Мне так жаль, - выдавил я из себя, извиняясь, разумеется, не за себя, а за Херувима. – Но… Я не Сати, я Херувим!
Гумина взглянула на меня с изумлением, но затем покачала головой:
- Ты совсем сошел с ума, Сати. Тебе никогда не стать таким, как он, как бы ты ни хотел занять его место в моем сердце.
- О, Боже… - я схватился за голову, уже готовый рвать на себе волосы. Потому что сообразил, что, похоже, испортил все еще больше – если теперь я расскажу правду, то, вдобавок ко всему, разрушу тот образ Херувима, который, видимо, всегда был в воображении Гумины. Но… не похоже, что у меня был другой выход. – Послушай… Гумина… Все не так, как ты думаешь. И Херувим… то есть я тоже не такой, каким ты меня считала… Ох, только не подумай, что я тебя обвиняю… Я – действительно Херувим. Точнее, то, что от него осталось после всех этих превращений, безумия и потери памяти. Тогда, когда ты сказала, что всегда ненавидела меня, мое лицо, и наговорила все прочие гадости – ты не знаешь, что произошло потом. Нет, теперь я знаю, почему ты это сказала, я догадался! Ты хотела обмануть Сатериазиса. Не твоя вина, что все так получилось. Когда ты ушла, я сошел с ума от горя, я схватил меч и… наверное, убил всех в доме, то есть не «наверное», так оно и было, просто сейчас я этого не помню!