— Давай-ка посмотрим, что тут у него еще? — сказал Петрит, выдвигая ящики стола. В одном из них поверх всяких вещей ребята обнаружили лист бумаги, исписанный крупными буквами по-итальянски. Похоже, что запись обрывалась на полуслове…
Вот когда пригодились мальчикам уроки итальянского языка! С трудом переводили они фразу за фразой:
«Господин капитан!
Ваши предположения оправдываются. Безусловно, приют связан с подпольем. Я выследил Петрита Шкэмби, который у детей заводила. В городе он связан с Селё, который, вероятно, знаком с кузнецом, заподозренным в связи с городским подпольем. Вы говорили, что подозреваете кузнеца тоже. Уверен, что вы правы. Тут существует прямая связь: Петрит — Селё — кузнец. Предлагаю взять всех троих, а уж заговорить мы их заставим. Считаю, что…»
— Он не дописал, наверно, спешил, — прошептал Петрит. — Все пронюхал, собака!
— Тебе надо немедленно уходить! — заволновался черноволосый.
— А куда?
— К партизанам!
— Прежде всего, — заспешил Петрит, — надо предупредить Селё и кузнеца! Пока не поздно… Ты остаешься здесь за меня. В случае необходимости все объясни ребятам.
— Хорошо…
— Теперь ты отвечаешь за всех ребят.
— Договорились. Иди скорее!
Петрит сунул в карман недописанный донос и исчез в темноте сада, спрыгнув с подоконника на мягкую землю, а темноволосый, затаив дыхание, прислушивался к каждому шороху на улице: «Только бы его не заметили».
Но все было тихо…
7
Унтер-офицер лежал на кровати. Свет он выключил — надо попытаться заснуть. Но сна не было. Слух невольно ловил каждый звук: вот шаги карабинера за окном; вот где-то скрипнула дверь, и опять шаги, теперь по коридору, значит, кто-то из заключенных просился выйти в умывальник. Опять тихо.
«Хорошо они мне заплатили, — подумал унтер-офицер. — Из-за этого стоит рисковать…»
Внезапно захлопали двери, прозвучали слова команд, четкие шаги загремели в коридоре. Они могли принадлежать только одному человеку.
«Капитан! — понял унтер-офицер. — Неужели уже близка полночь? Он сказал, что машины придут в половине двенадцатого».
Унтер-офицер быстро встал, включил лампу, посмотрел на часы. Было двадцать пять минут десятого.
«Странно…», — подумал унтер-офицер.
Капитан вошел без стука.
— Вы бодрствуете, унтер? Прекрасно! Надо все подготовить: машины придут без четверти десять.
— Но ведь… — В несколько секунд унтер-офицер успел подумать обо всем: если капитан меня подозревает, что-то выведал, — мне крышка… Если я сообщил партизанам и заключенным неточное время, они найдут способ прикончить меня…
— Никаких «но», унтер! — возбужденно сказал капитан. — Эти бандиты что-то пронюхали. Надо торопиться. Я ускоряю операцию на два часа. Капитан парохода предупрежден. Катера в бухте за перевалом будут в одиннадцать. Соберите в комендантской всех карабинеров. Пора им раскрыть карты.
— Слушаюсь, господин капитан.
Унтер-офицер медленно шел по коридору.
— Весь рядовой состав, — повторял он, — в комендантскую!
Охранники, оглушительно топая сапогами, спешили в просторную комнату на первом этаже.
Узник десятой камеры прислушивался к шуму в коридоре. Около двери остановился человек. Поднялся глазок. На пол упал комочек бумаги. Узник быстро развернул записку. В ней говорилось: «Сейчас придут машины. Капитан изменил время».
Узник десятой камеры подошел к стене и застучал алюминиевой ложкой: точка-тире-точка…
Скоро тихий перестук наполнил всю тюрьму.
— Солдаты! — Капитан прошелся вдоль ряда карабинеров. — Я исполняю приятную обязанность — сообщаю вам радостную новость: сейчас… — он взглянул на наручные часы… — через десять минут придут машины. На них мы погрузим бандитов и спровадим через перевал, к бухте, где нас уже, надо полагать, будут ждать катера. На них наши подопечные отправятся на пароход… То уже забота других. Операция тщательно подготовлена. Но от этого она не становится менее ответственной. Четыре машины, двести заключенных. И нас пятьдесят два человека. Распределимся так: в первой машине двадцать человек и я, в последней двадцать человек и унтер-офицер, во второй и третьей машинах по пять человек конвоя. Унтер, распорядитесь расстановкой людей!
— Слушаюсь, господин капитан!
— При благополучном исходе операции, — продолжал капитан, — лучшие из вас получат отпуск на родину! Надеюсь на вас, господа!
— Рады стараться! — гаркнули луженые глотки.