Приют гудел, словно растревоженный улей: ребята собирались группами, спорили, кое-кто плакал. Были и такие, главным образом малыши, кто радовался предстоящему путешествию в Италию: подумать только — они поплывут по морю на настоящем пароходе.
Нет, надо было что-то делать.
Петрит собрал в глухом углу сада самых близких и преданных друзей. Он сказал:
— Ясно одно: мы не поедем в Италию!
— Не поедем! Не поедем! — послышались голоса.
— Но некоторые радуются, — сказал темноволосый мальчик. — Как быть с ними?
— Радуются малыши… — возразил кто-то.
— Вот это и будет наша первая боевая задача — до вечернего построения разъяснить всем ребятам, что в Италию нас хотят увезти не для хорошей жизни. Нас хотят оторвать от родины, чтобы мы забыли ее, забыли албанский язык. С малышами я поговорю сам. Мы все должны быть как единое целое, — сказал Петрит.
— Нет! — сказал, упрямо наморщив лоб, темноволосый. — Они сильнее нас, приедут другие карабинеры, и нас увезут насильно. Я знаю, что делать!
— Что? Что? — раздалось со всех сторон.
— Кто может, должен сейчас же уходить к партизанам! — выпалил темноволосый.
— И бросить малышей на произвол судьбы? — тихо спросил Петрит.
Все замолчали. Наконец кто-то прошептал:
— Что же с нами будет?
— О нас позаботятся, — не выдержал Петрит.
— Кто? Кто? — наседали на него ребята.
Петрит заколебался. На собраниях группы Трим часто говорил, что секреты нельзя выдавать никому, даже самым близким друзьям. Но ребята ждут. Нет, невозможно выносить эти встревоженные и полные надежд взгляды. И ведь он им всем полностью доверяет!
— Хорошо! — решился Петрит. — Я скажу вам, но сначала поклянитесь, что будете хранить тайну.
— Клянемся!!! — разом выдохнули ребята, и их руки сплелись в едином пожатии.
— Теперь слушайте, — сказал Петрит шепотом. — О нас думают коммунисты…
После этих слов у него гора с плеч свалилась. Ребята тоже повеселели.
— Неужели завтра придут?! — с надеждой спрашивали они Петрита.
— Да, завтра придет один человек. Он скажет, что мы должны делать, — сказал Петрит и закончил такими словами: — А сейчас до звонка на вечернее построение все расходимся по приюту. Тем, кто попался на удочку фашистов, разъясните, почему мы должны сопротивляться отправке в Италию. Только о коммунистах ни слова.
Ребята быстро разошлись.
…А через полчаса прозвучал сигнал на вечернее построение.
Со всех концов приюта спешили ребята: любое опоздание строго каралось. Директор был мастер на самые жестокие наказания: он истязал детей с большим удовольствием.
Воспитанники быстро заняли свои места в шеренге вдоль длинного коридора. Прямо перед ними, в центре стены, висела огромная фотография дуче[6]. Металлическая каска, которая венчала огромную голову фашистского вождя, придавала лицу Муссолини мрачность и жестокость.
Выстроившись в две шеренги, дети ждали, что будет дальше. Петрит внимательно вглядывался в лица: да, сейчас ребята в главном были едины, они готовы к посильному отпору. Даже малыши — вон какие нахмуренные мордашки. Замерла над строем гнетущая тишина. Даже окна, рамы которых обычно трещали и скрипели под ударами тугого ветра с моря, были немы — начинался вечерний штиль. Единственными нарушителями этой тишины были бабочки, которые кружились вокруг большой лампы, подвешенной у самого потолка. Обжигая крылышки, они с сухим стуком падали на задымленное стекло и скатывались на абажур.
Где-то вверху открылась дверь, прозвучала итальянская речь и громкий смех. Потом все смолкло. Слышно было только, как заскрипели ступеньки винтовой лестницы. Наконец показались две пары сапог. Одни принадлежали директору. А другие? Кто был хозяином пары до блеска начищенных сапог?
— Это не дети, а какие-то дьяволята, — говорил директор по-итальянски. — С ними нужно держать ухо востро.
— Посмотрим, посмотрим, — тоже по-итальянски ответил кто-то. — Дети… Уж не преувеличиваете ли вы?
Перед строем воспитанников теперь стояли директор приюта и не кто иной, как господин капитан карабинеров собственной персоной.
— Ну-ка покажите мне того, кто не хотел бы поехать в Италию, — бодро начал капитан теперь на ломаном албанском языке. — Все хотят. Сейчас, господин директор, вы в этом убедитесь. — И он подошел к шеренге приютских детей. — Добрый вечер, дети!
К его удивлению, никто не ответил, как будто коридор был пуст.
— Ах, я плохо говорю по-албански? — спросил капитан шутливо, еще не догадываясь, в чем дело.
6
Так называли в Италии главаря итальянских фашистов Муссолини, казненного 28 апреля 1945 года по приговору военного трибунала Комитета национального освобождения Северной Италии.