- Войдите! - неожиданно любезно позвал он.
Пуиг вернулся в кабинет, улыбаясь той застывшей улыбкой, которая словно приклеилась к его лицу.
- Ну, так что у вас за важная новость?
- Вы читали газеты, дон Игнасио?
- Вы отлично знаете, что до обеда у меня нет времени заниматься пустяками... А в чем дело? Новая война? Или революция?
- Нет, там пишут о Рибере.
- О каком Рибере?
- О нашем... об Антонио...
Виллара снова охватила тревога.
- И что он натворил? - сухо осведомился каид.
- Антонио мертв.
Решительно, в последнее время все как будто сговорились перевернуть весь жизненный уклад дона Игнасио. А ведь до сих пор он жил так спокойно, испытывая ровно столько волнений, сколько нужно, чтобы придать существованию легкую пикантность. Но не таких же, черт возьми, волнений! Голова отказывалась верить в правдивость сообщения, и Виллар слегка растерялся. Дон Игнасио так привык сам править бал, а теперь ему казалось, будто вожжи вдруг выскользнули из рук. Можно подумать, с тех пор как Мигель Люхи в этом самом кабинете поднял на него руку, кто-то упорно пытался сорвать с дона Игнасио маску и показать, что он вовсе не тот, за кого себя выдает. Однако, заметив, что Пуиг наблюдает за его реакцией, Виллар взял себя в руки.
- От чего он умер? - спросил каид.
- От ножевой раны.
Итак, кто-то посмел тронуть одного из его людей! И снова на дона Игнасио накатило бешенство, смешанное с тревогой и боязнью за свой авторитет, пошатнувшийся от пощечины полицейского.
- Где это все произошло? - крикнул он.
- На калле Беато Орьоль... когда Антонио, очевидно, возвращался домой.
- И кто это сделал?
Пуиг пожал плечами.
- Пока неизвестно, дон Игнасио... Но я бы не удивился, если это работа того фараона... Вы слышали, как он грозился отомстить за смерть Пако Вольса?
Виллар не успел ответить, поскольку его секретарша издала весьма неприятный звук - нечто среднее между рыданием и возмущенным воплем. Дон Игнасио в ярости повернулся к девушке, но, увидев искаженное мукой лицо, не решился ее обругать.
- Вы-то что тут делаете?
- Вы... вы не приказали мне уйти, сеньор...
- Разве вы не знаете, что должны исчезнуть, если ко мне пришел друг? А кстати, что это с вами?
- Я... не знаю... сегодня с утра чувствую себя очень плохо... Голова кружится... и в ушах звенит...
- Так оставались бы дома!
- Я не осмелилась...
- Собирайте монатки и бегите!.. И не возвращайтесь сегодня, если не станет лучше!
Хуанита, смущенно пробормотав "до свидания", выскользнула из комнаты. А Виллар немедленно дал волю раздражению:
- Находка Нины! Ох, стоит только не сделать что-то самому... А вы еще ляпнули при этой дуре про Пако Вольса!
- Я ее даже не заметил!
- Еще бы! И когда все вы научитесь действовать, как разумные люди? Всякий раз, когда я не держу вас за руку, получается катастрофа! А насчет того, чтобы взваливать убийство Антонио на легавого... вам не кажется, что это малость того... через край?
Как многие робкие люди, Пуиг отличался упрямством. Узнав о смерти бывшего тореро, он сразу вспомнил перекошенное от ненависти лицо Мигеля Люхи. Конечно, полицейские крайне редко совершают убийства, но вчера вечером тот фараон очень походил на человека, готового пустить кровь. И как раз после этого Рибера... Очень странное совпадение.
- Послушайте, Хоакин, вы самый умный из всей компании, и чертовски жаль, что у вас не хватает пороху, иначе вы бы непременно кое-чего добились... Но уж что есть - то есть, в вашем возрасте не меняются! Однако, раз у вас есть мозги - шевелите ими! Предположение насчет фараона-убийцы полная чушь. Поймите, легавый - все равно что священник, только в другом роде. Существуют вещи, которых они не делают, просто не могут сделать, даже если очень хочется. Срабатывает что-то вроде предохранителя. Ясно?
- Пожалуй, да, дон Игнасио.
- Так вот, надо поискать, кто убил Антонио, Хоакин... Я хочу знать, случайность это или...
- Деньги у него не забрали.
- Может, тут замешана женщина?
- Антонио не очень-то ими интересовался.
- Ну, в тех кругах тоже есть и ненависть, и ревность, все как у нас.
- Верно, дон Игнасио. Но, по-моему, от этого убийства посреди улицы, без борьбы и без ограбления так и несет местью. Но я, конечно, распоряжусь, чтобы ребята собирали все слухи, какие будут бродить в баррио.
Виллар размышлял. Когда нападение не заставало его врасплох, каид оставался "великим" доном Игнасио, выученным и выдрессированным еще в школе Хуана Грегорию, чью память многие обитатели баррио глубоко почитали до сих пор. Просто у Виллара с годами малость сдали нервы. Впрочем, если ему давали время очухаться, дон Игнасио по-прежнему оставался очень опасным противником.
- Скажите, Хоакин... А вы не подозреваете Миралеса или Гомеса?
Пуиг с удивлением воззрился на патрона.
- Да что вы, дон Игнасио! Это невозможно! Миралес очень дружил с Риберой, а Гомес, тот вообще ни с кем не общается...
- Многообещающий малыш... Надо за ним приглядывать. Ну, а вы, Пуиг?
- Я?
- Вы не особенно любили Антонио, и, помнится, он не раз обращался с вами крайне невежливо... А вы ведь терпеть не можете, когда вас унижают, Пуиг...
- Это правда, дон Игнасио, я презирал Риберу с его ужимками матадора-неудачника... А этот болван к тому же продолжал корчить из себя знаменитого тореро... Но я бы никогда не решился напасть на него с ножом... Для такого рода работы в баррио есть другие специалисты.
- А кто мне поручится, что вы не наняли одного из них?
- Моя преданность вам, дон Игнасио... я ни за что не стал бы действовать наперекор вашим интересам...
- Самое удивительное, Хоакин, - что так оно, несомненно, и есть. Но пока мы не выяснили, кто прикончил Риберу, ваше предположение поможет мне окончательно "утопить" фараона. Мы еще поглядим, осмелится ли Мартин защищать подчиненного, на котором висит обвинение в убийстве!
Виллар снял трубку и набрал номер полицейского управления.
На улице она купила газету. Ей хотелось знать, что пишут о смерти Риберы. Заметку об убийстве напечатали на последней полосе. Тело обнаружили слишком поздно, и журналисты не успели выяснить подробности. Автор статьи, вероятно, афисьонадо*, долго распространялся о карьере покойного. Говорил о надеждах, которые матадор подавал вначале, напоминал о великолепной схватке с громадным мьюхийским быком, о триумфе, одержанном Риберой в Севилье на арене Маестранца в 1933 году, и о тяжелом ранении в Саламанке, по-видимому, лишившем его качеств, необходимых первоклассному тореро. Во время гражданской войны следы Риберы окончательно затерялись, и многие считали его погибшим. По мнению журналиста, немало афисьонадос узнают о последних годах жизни тореро только теперь, после его смерти. Статья заканчивалась пожеланием скорейшей поимки убийцы.
______________
* Страстный поклонник корриды. - Примеч. перев.
Она улыбнулась. А Пако? Кого волнует Пако? Кто станет искать его убийцу или убийц? Полиция - само собой, да и то... Она любила Пако и будет любить его всегда, ведь с ним связывались все надежды на будущее. И теперь, когда Пако погиб, ее больше ничто не интересовало, ничто, кроме мести... Всю душу, все силы она положит на то, чтобы те, кто убил Пако и сломал ее собственную жизнь, заплатили за свое преступление. Она добралась до своего обычного пристанища, церкви Нуэстра Сеньора де лос Рейес, и возблагодарила небесную Матерь за то, что Рибера открыл счет, а потом стала горячо молиться, чтобы и остальные, все остальные уплатили цену пролитой крови.
Ризничий дон Хасинто, спрятавшись за колонной, наблюдал, как страстно молится эта женщина. Служитель храма не сомневался, что у нее чистое сердце, такое чистое, что она недолго останется среди мужчин и женщин нашего испорченного мира. Скоро - дон Хасинто искренне в это верил - прихожанка сделает ему знак и, освободившись наконец от земных скорбей, закроет за собой монастырскую дверь.