– Все закончилось, миссис Эштон! – выдохнул он – и наклонился, упираясь ладонями в колени.
– Что?
– Как это «закончилось»?
– Закончилось! – твердил тот.
– О чем ты, черт тебя дери? – повысила голос старуха.
Полицейский разогнулся и вытер пот.
– Вы, наверное, ничего не знаете…
– Мы знаем, что вы хотите изъять у нас робота, – сухо обронил Роджер.
– И знаем, что у вас с этим будут сложности, – дополнил Энтони, жуя травинку.
– Вы не знаете, – повторил он. – Вы ведь не смотрите визор, правда? Я так и подумал. Решил сам вам сказать. Накрылся их проект!
– Что? – хором ахнули Эштоны.
– Накрылся! – повторил полицейский и ухмыльнулся во весь рот. – Да вы сейчас сами все услышите.
Он махнул рукой, и из машины выбрались Диксон и Хильфингер.
– Уважаемая миссис Эштон! – еще издалека закричал Диксон. – От всей души прошу извинить нас за прошлый инцидент!
Он выдвинулся вперед. Хильфингер стоял с непроницаемым лицом, глядя поверх их голов.
Толстяк прижал ручки к груди, и на лице его отразилось самое искреннее сожаление.
– Надеюсь, это недоразумение не омрачит наших отношений! – радостно воскликнул он. – Вам нужно только подписать…
Старуха отдернула руку от протянутого листа.
– Здесь сказано, что вы не имеете к нам претензий. Вы ведь не станете жаловаться? – улыбка Диксона стала умоляющей.
Хильфингер продолжал изучать облака.
У Маргарет наконец прорезался голос:
– Но почему?! Что случилось? Почему не идет обмен?
– Никто не пожелал отдавать старых роботов, – вздохнул толстяк. – Начались… м-м-м… инциденты.
– Подождите, – растерялась она. – А как же повсеместный обмен? Репортажи! Новые модели!
Диксон вздохнул и потупился.
– Брехня это, миссис Эштон, – легко сказал полицейский. – Постановка. Может, кто и согласился, но таких немного. А в основном-то все… Как у вас, короче.
– Вы хотите сказать, – раздельно проговорил Роджер, – что все встали на защиту своих роботов?
– Вроде того, ага.
Полицейский снова ухмыльнулся, и Маргарет вдруг бросилось в глаза имя на его бляхе: «Салли Джилкрист». Кажется, в детстве они пели какую-то песенку про Мистера Джилкриста.
– Песенка… – пробормотала старуха.
Толстяк диковато взглянул на нее.
И тут она вспомнила.
Маргарет Эштон засмеялась. Сначала тихо, потом все громче и громче.
Хильфингер вздрогнул. Его выпуклые голубые глаза остановились на ней.
Старая миссис Эштон хохотала, запрокинув голову.
– Значит… Никто… Не захотел! – еле выговорила она. – Ха-ха-ха! Ваших прекрасных… Новых… Ха-ха-ха!.. Роботов!
– Не смейте! – прошипел Хильфингер. – Вы даже не понимаете, что произошло! Это же откат назад. В прошлое!
Маргарет вытерла слезы, выступившие на глазах.
– Какие же вы глупцы, – с облегчением сказала она. – А мы еще большие. Я-то думала, мы одни такие. Ведь все таятся! Никто не осмеливается сказать соседу, что он привязался к железяке, моющей полы! – С губ ее сорвался смешок. – Это мы-то, зовущие хлебопечку по имени! Мы, плачущие над проданной машиной! Ругающиеся с принтером! Подбодряющие сенокосилку! И – вы не поверили бы в это еще два дня назад, не так ли? – нас таких большинство.
– Это значит, что большинство – идиоты! – взвизгнул Хильфингер, потеряв самообладание. – Кретины! Сентиментальные придурки! Вы наделяете душой то, у чего ее быть не может! Никогда! НИКОГДА!
– Вы правы, – улыбаясь, согласилась Маргарет Эштон, и он осекся. – Мы наделяем душой все, даже то, у чего ее заведомо нет. Но может быть, когда-нибудь случится так, что эта странная нелепая привычка вдруг обернется истиной. Я не знаю, как и когда это произойдет. Но мы не позволим вам отобрать у нас этот дар.
Она выдернула из руки Диксона лист и поставила на нем размашистую подпись.
Диксон собирался применить одну из своих улыбок горячей благодарности, но почувствовал, что под ее взглядом у него что-то случилось с губами.
– Вы вообще никогда ничего у нас не отберете, – отчеканила Маргарет Эштон.
Скрип-скрип.
Скрип-скрип.
Солнце садилось за лес. Над западными холмами собирались легкие облака.
– Том, в ловушке снова крыса, – заметила миссис Эштон, не отрывая глаз от вязания. – Убей ее, пожалуйста.
– Да, мэм.
Шуршала кукуруза, пересыпалась пшеница. Энтони толкал к сараю старую тележку. Дэнни раскачивал на качелях визжащую от восторга сестру.